Хафса Файзал - Избавители звезд [litres]

– Ты права, что не принимаешь меня. Что не желаешь этого, – сказал Насир.

Не отрываясь от него, Зафира покачала головой:

– Не твоя вина, что…

Он прервал её, рассмеявшись с горечью.

– Каковы шансы, Зафира? Все крохи нежности в моей жизни были фальшивы. Когда это перестаёт быть виной других и становится моей?

Она не ответила, лишь крепко сжала его плечи, слушая его так, как никто никогда не слушал.

– Я лишь выгляжу как человек, – тихо сказал принц, и завиток тьмы сорвался с его губ. Такое случалось, когда он терял власть над своими эмоциями, когда не властвовал над своими мыслями. – Я – чудовище. Зверь. И те, кто бежит от меня, – они видели, что во мне просто нет места для чего-то иного.

– Даже зверь способен любить. И быть любимым, – возразила девушка. – Лев сделал твоего отца жестоким. Необходимость заставила твою мать лгать. Боль разожгла в Кульсум желание манипулировать тобой. Но не важно, каким Альтаир стал теперь, прежде он любил тебя. Кифа любит тебя. И я…

Он замер, не смея даже дышать.

В дверь раздался настойчивый стук.

– Мне нужно… – она замолчала, переводя дыхание, и отстранилась.

– Да, – глухо согласился Насир. И когда она выскользнула из его объятий, с ним остался аромат сандала и роз, серебряный звёздный свет и призрак слов, которые так и не были сказаны вслух.

Альтаир с силой прикусил язык, и тот начал кровоточить, как и его глазница. Он отказывался кричать, отказывался издать хоть звук, хотя каждая частица его тела молила об этом. Рыдала от боли, от потери.

Он сохранял себя девять столетий – и вот какой итог.

Какой итог…

В дверном проёме стояла Айя, и вся её розовая абайя была перепачкана. Сафи была в крови с головы до ног… Нет, обман зрения. Кровь стекала с его подбородка на пол, как из пробитой ванны.

Айя подбежала к нему, и он отпрянул. В тот миг он ненавидел её – её жалость, её боль. У неё не было прав на эти чувства.

– Что случилось? – воскликнула она.

– Какое тебе дело? – Альтаир чувствовал себя настолько же пустым, насколько пусто звучал его голос.

Он чувствовал кровь на языке. В двух шагах молчаливым свидетелем тихо билось сердце силаха.

– Подлатай его, милая, – тихо приказал Лев. – Он должен увидеть, что совершил неверный выбор.

Айя потянулась к столику с инструментами и, помедлив, рассекла ладонь. Сквозь пелену, захлестнувшую восприятие, Альтаир задумался, должен ли быть благодарен ей за то, что она отбросила свой страх перед dum sihr, когда обхватила его лицо ладонями, смешала его кровь со своей. Когда прижала пальцы к его глазнице. Когда он увидел, как с чавкающим звуком то, что осталось от его глаза, было вырвано из плена онемевшей кожи.

– Дайте мне воды, – сказала она какому-то ифриту после. – Промыть его рану.

– Не нужно, – рыкнул Альтаир. – Отойди от меня.

Нехотя она отняла руку, и на её лице отразилась боль. Альтаир рассмеялся – хрипло, лающе, с горечью – и сам не узнал собственный голос. Лев пробормотал что-то, чего он не расслышал, и Айя отступила к нему, омыв руки в тазу, стоящем в углу.

Комната пахла кровью и маслами, дурными предчувствиями и переменами. Потерями. Своим уцелевшим глазом Альтаир наблюдал, как Лев опустился на разложенный спальный мешок, а Айя села напротив, скрестив ноги. Её взгляд метнулся к генералу, выдавая напряжение. И печаль… неизменную печаль, с самой смерти сына.

Он дёрнулся, как только сила, удерживавшая его у стены, отступила, но ифриты снова схватили его.

– Айя, посмотри на меня, – взмолился он, вопреки ненависти, вскипавшей в его венах. – Посмотри, что он сделал. Что сказал бы Беньямин?

Она улыбнулась:

– Мёртвые не могут говорить, sadiqi.

Лев выглядел удовлетворённым. Айя взяла один из своих инструментов и развела складки его одеяний.

Кровь в жилах Альтаира похолодела. Он бился в руках ифритов, но показалось вдруг, словно он сделан из соломы, хрупкий и ничтожный. Он сдался, повис в их хватке.

Подошли ещё два ифрита, ведь пусть Айя и была лучшим целителем Аравии, никто не мог вставить сердце в грудь бессердечного чудовища с помощью одних лишь целительских навыков. Без крови Альтаира, подпитывающей её, всё это не было бы возможным. Он дёрнулся в бессмысленной попытке сопротивления, и рука отдалась тупой болью, когда лезвие рассекло кожу. Генерал замер, когда горячая кровь хлынула из его раны, слушал, как капли ударяются о металлическую чашу.

Его гордость прикусила язык, замолчала. Глазница странно пульсировала, и тошнота подкатывала к горлу.

Что-то тихо бормоча, Айя смешала их кровь, погладила Льва по груди.

– Чувствуешь что-нибудь? – спросила она.

Лев покачал головой.

Альтаир знал, что она искусна, но настолько, чтобы за каких-то пару мгновений заставить тело мужчины онеметь?

Приставив кончик ножа к коже Льва, она замерла.

– Всегда остаётся вероятность, что это не сработает.

– Прекрасная Айя всегда так обеспокоена моим состоянием. Мы ведь уже это обсуждали, не так ли? Необходимый риск. – Лев коснулся её щеки, словно гордый родитель, поощряющий своё дитя.

– За Аравию, – проговорила Айя.

Лев улыбнулся:

– За Аравию, милая.

Она и правда обезумела. Беспомощно Альтаир наблюдал, как нож рассёк золотистую кожу Льва, и капли чёрной крови набухли по границе разреза.

Эта тёмная кровь знаменовала приход тьмы гораздо более великой.

Казалось, не было на свете никого глупее. «Я люблю тебя?» Зафире хотелось биться головой о ближайшую стену.

Если бы Кифа не постучала так своевременно, своевольный язык Зафиры унёс бы её в края, откуда нет возврата. С неё хватило уже и одного взгляда на лицо воительницы, когда она вышла из комнаты, и Насир последовал за ней. Принц посмотрел на нее и поспешил свернуть в другой коридор, где стражники уже встрепенулись, внимательно наблюдая.

В тот миг Зафира поняла, что это были последние слова, которые она могла бы сказать ему, прежде чем он свяжет свою судьбу с другой. Прежде чем эта ночь закончится, всё, что они прежде разделяли, станет не началом чего-то нового, а завершением, горьким воспоминанием… если только Насир не выскажет, что думает, и не будет стоять на своём твёрдо.

– А, так вот почему тебя не было с Ланой. М-да, выглядит он весело, – заметила Кифа, поравнявшись с Зафирой. – А вот ты выглядишь так, словно вышла прямиком из мечты. Видимо, из его мечты.

Зафира чувствовала себя обнажённой с распущенными волосами, лишившись пламени его касания, оставившего после себя желание, от которого зудела кожа. Но ещё она чувствовала себя сильной, теперь, когда в ножнах на бедре висела новая джамбия.

– Я беспокоилась, когда не обнаружила тебя в зале для аудиенций, – продолжала воительница. Её новое облачение подчёркивало природную яростность: туника без рукавов доходила до середины бедра, и высокий ворот был украшен тончайшим золотым шитьём. Кифа хотела было сказать что-то ещё, но замолчала.