Хафса Файзал - Избавители звезд [litres]

Глаза Льва посветлели от гнева, когда он посмотрел на рот Альтаира, и впервые в жизни генерал испытал чистый, безудержный ужас. Он закрыл рот, сморгнул капли пота, струившиеся со лба. Лев схватил его за подбородок, и ногти, острые, словно когти, впились в кожу Альтаира, удерживая его неподвижно.

– Нет, не язык, дорогой мой сын , – поддразнил он. – Мы оба знаем, что кое-что ты ценишь гораздо больше, чем свой голос. И тебе будет что сказать, когда я избавлю тебя от этого.

Альтаир успел увидеть, как блеснул маленький нож. Всё, что он мог, – это смотреть. А потом его обожгло пониманием. Он не мог пошевелиться, не мог сопротивляться, но никогда бы не стал умолять.

Он собрал остатки своего самообладания… и Лев вонзил нож ему в глаз.

Что-то попало Насиру в левый глаз, и на миг зрение затуманилось, прежде чем он сморгнул.

С тем же успехом Зафира могла бы велеть ему прыгнуть в бездну. Вот что означало поговорить с отцом.

Невеста… Сама мысль об этом была бременем более тяжким, чем мысль о том, что в руках Льва сейчас Джаварат, сердце и Альтаир. В жизни Насира всё шло не так, но сейчас всё казалось ещё более неправильным, чем обычно.

– Скажу, – тихо пообещал он. «Ради тебя».

Что-то поселилось в его груди, словно дикий зверь, рвущий когтями путь к свободе, жаждущий устремиться ей навстречу, позволить ей делать с ним всё что угодно.

Он тщательно отрепетировал свои извинения и объяснения, когда вынул из сундука свой старый кинжал. Он болезненно нанизывал слово за словом на единую нить – всё, что хотел сказать сегодня вечером. До пира, на котором он должен будет выбрать себе невесту.

Но все слова рассыпались, как только он увидел Зафиру.

«Я хочу… слышать» , – сказала она, и он желал попробовать границы этих слов. Рассказать обо всём, что приходилось держать внутри, но ему нужно было… Нет, он не знал, что ему нужно. Возможно, время.

– Хорошо выглядишь, Зафира, – шутливо протянула девушка, когда он замолчал, и шутливо отсалютовала ему, приложив два пальца ко лбу. От уверенности, с которой она держалась, у Насира перехватило дыхание. – Shukrun, мой принц.

Она не просто хорошо выглядела – она была прекрасна, как видение.

Девушки нанесли лунный свет на её кожу, оставив лишь дразнящее тёмное пятнышко родинки. Её волосы непокорной гривой обрамляли лицо, а синие глаза, подведённые сурьмой, сияли.

– Хочешь, чтобы я написал стихи в твою честь, прекрасная газель? – хрипло спросил он.

– Иногда приятно услышать красивые слова.

Насир провёл ладонью по её блестящему рукаву, коснулся изнутри её запястья.

– Должно быть, звёзды упали с небес, подарив тебе своё сияние. Нет… жидкое серебро. Ты – колодец, в котором были выкованы все клинки на свете.

Она рассмеялась, и от её смеха его сердце забилось сильнее.

– А с другой стороны, – выдохнула Зафира, сократив расстояние между ними… за её спиной была разложена постель – соблазнительная и желанная. Её губы были очень близко. – Лучше тебе побольше делать и поменьше говорить.

Он не удержался от полустона, а уши вспыхнули от этого неприкрытого намёка. Как она была не похожа на ту краснеющую девушку на Шарре. Одно дело было поцеловать её, и совсем иное – когда она сама вдруг притянула его ближе к себе за ворот тауба и её мягкие губы захватили его. Ладони принца скользнули ниже, к её талии, и он почувствовал тёплую пульсацию её кожи сквозь тонкую ткань.

– Насир…

В её шёпоте была мольба, сводящая его с ума. Принц притянул её ближе к себе, не удержавшись от стона, когда почувствовал её совсем рядом. Её поцелуй разомкнул его губы, и он улыбнулся, почувствовав соблазнительное движение её языка. На вкус она была словно цитрус, и рёв его крови устремился всё ниже, ниже…

Даже больше, чем её губ, её тихих вздохов, он жаждал прикосновения её ладони к груди, того, как её пальцы накрыли его сердце. Захватили его. Он чуть отстранился, любуясь ею. Её взгляд заволокло дымкой, и припухшие губы были слишком прекрасны для такого, как он. И всё же приятно было думать, что это именно он заставил её чувствовать себя так. Из-за него замкнутая закрытая Охотница рассыпалась на части. Из-за него её дыхание было так чудесно затруднено.

Он так хотел запустить пальцы в её обсидиановые волосы, сжать ткань её платья, чтобы унять дрожь в руках, и повести её дальше, дальше… но жестоко было бы разрушить совершенство её образа. И он ослабил хватку.

– Я скучала по тебе, – прошептала Зафира, не отрывая своих губ от его.

– Прости меня, – прошептал он одновременно с ней.

Она чуть отстранилась, и её взгляд из-под полуопущенных ресниц едва не лишил его самообладания окончательно.

– За что на этот раз?

Он подался вперёд.

– За то, что испортил твоё платье.

– Какой смысл в красивом платье, если в нём я не могу делать то, что захочется?

Какой смысл в короне, если он не мог сделать то, чего по-настоящему желал?

Её руки скользнули по его таубу, зарылись в его волосы, воспламеняя его заново… а потом она отстранилась со сдавленным всхлипом.

– Сколько может длиться украденный миг? – тихо спросила она, обращаясь больше к себе самой, чем к нему.

У её смелости, самоотрешённости была причина.

От этого стало больно.

Осознание отразилось во взгляде её синих глаз, прежде чем она быстро проговорила:

– И своей невесте ты тоже будешь говорить эти слова? И целовать её вот так?

– Моя невеста. Моя царица. Моя прекрасная газель, – прошептал он чуть слышно. – Разве нельзя соединить всё это?

Её щёки вспыхнули, и в тот миг Насир понял со всей отчётливостью: мир мог подарить ему тысячу женщин, но ни одна не сравнилась бы с ней. Он увидел, как Зафира сглотнула, как затуманился печалью её взгляд. Он наконец нашёл в себе силы произнести вслух то, чего желал, но какое это имело значение, если она не желала того же?

– А та девушка в твоей комнате? – спросила Зафира, сочтя, что его слова были сказаны не всерьёз. – Я должна буду делить тебя с ней, когда стану твоей царицей?

– Кульсум. Я действительно не знаю, почему она пришла ко мне в ту ночь, когда ты увидела её. Она была служанкой моей матери и из-за меня лишилась языка. Я… я любил её, – признался Насир, потому что это было правдой и потому что он никогда не стал бы лгать Зафире. – А потом узнал, что она была шпионкой, которая использовала меня всё это время, потому что когда-то я убил её возлюбленного.

Отец пытал его.

Мать лгала ему о самом своём существовании.

А каждый поцелуй его возлюбленной был обоюдоострым клинком.

«Сейчас не время для твоих жалких откровений». Но было слишком поздно – он уже спускался в бездну по спирали, и Зафира видела это. Видела хаос, отразившийся у него на лице, слышала рокот его сердца, потому что была слишком близко. И лишь когда она приблизила его лицо к себе, коснулась его лба своим, он вспомнил, как дышать.