Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

— Слин охотится, — напомнил Аксель.

— Вероятно, он голоден, — предположил вожак окруживших нас мужчин.

— Он может поесть позже, — буркнул Аксель. — Желаю вам всего хорошего.

— Оставайтесь, где стоите, — потребовал мужчина, а потом указал на слина и махнул одному из своих людей.

Этот жест, и я, и Аксель приняли за недобрый знак. Затем вожак повернулся к своему товарищу, пришедшему со стороны реки, и которого, насколько я понял, звали Ясон.

— Она определила их местонахождение, — сообщил Ясон. — Они всего в нескольких ярдах от берега реки. Очевидно, в их лагере имела место какая-то свара. Там сейчас только три девки-пантеры. Помимо них ещё одна закованная раздетая пленница и три кейджеры, связанных в караван верёвкой, все в туниках.

— Кто пленница, Донна? — спросил бородач у своей рабыни.

— Я не знаю, Господин, — пожала та плечами. — Пожалуйста, не избавляйтесь от меня, Господин.

— Помнится, — сказал он, — Ты говорила, что кейджер с шайкой должно быть две.

— Так и должно было быть, — заверила его Донна, — вероятно, они где-то раздобыли ещё одну.

Я никак не отреагировал на это замечание, но у меня не возникло ни малейшего сомнения относительно вероятной личности нежданно-негаданно появившейся в караване кейджеры.

— Вот, приятель, — сказал один из незнакомцев, вернувшийся к группе, и бросил большой кусок мяса, похоже боска, перед Тиоменом.

— Нет! — только и успел крикнуть Аксель, как Тиомен набросился на угощение и в один присест проглотил его.

По части отношения к еде между домашним и диким слином найдётся немного отличий.

Копья прижались к напрягавшему телу Акселя.

— Уверен, что Ты не хотел бы, держать своего зверя голодным, — сказал вожак.

Независимо от того, какая здесь шла игра, боюсь, право хода была не в наших руках.

Тиомен с надеждой уставился на Акселя, явно готовый возобновить охоту.

— Твоему зверю ничего не угрожает, — заверил бородач моего товарища.

— Вы, конечно, охотники, — вступил в разговор я, — но мне не кажется, что вы здесь чтобы выслеживать табуков, тарсков, босков или пантер.

— Возможно, нет, — не стал оспаривать мужчина.

— Кого же тогда? — полюбопытствовал я.

— Например, женщин, — хмыкнул он.

— Я немного разбираюсь в этих вопросах, — сказал я. — На женщин охотятся там, где есть женщины, где добыча многочисленна, в городах, в полисах, даже в крестьянских деревнях, на перекрёстках дорог, на караванных маршрутах, на путях паломников в Сардар и так далее. Но не в дикой же местности северных лесов, не на рассеянных, скалистых рифах Торвальдслэнда, не в скованных стужей просторах Ледника Топора, не в обжигающих песках Тахари, вдали от любого из караванных путей и оазисов.

Лицо незнакомца растянулось в улыбке.

— А может быть, вы ищете дочь Убара, одну беглянку, возможно, их самого Ара? — поинтересовался я.

— Нет, — отрезал он.

— Признаться, мне трудно поверить, что вы забрались так далеко, конечно, потратив немало времени и монет, ради поимки горстки девок-пантер, которые, раз уж они — ушли в леса, вероятно, будут менее привлекательны, даже по сравнению с твоей посредственной тарскоматкой.

Стоявшая на коленях рабыня заметно напрягалась.

— А что не так с Донной? — нахмурился мужчина.

— Спору не, она красива, — признал я, отметив, как расслабились плечи рабыни.

— Они меняются, — усмехнулся бородач. — Стоит только надеть на них ошейник, и они узнают о том, что они — женщины.

Он окинул взглядом свою, одетую в алую тунику рабыню и спросил:

— Ты — женщина?

— Конечно, Господин, — ответила та, явно озадаченная его вопросом.

— Ну и как нравится тебе быть женщиной? — осведомился он.

— Когда-то я боялась этого, презирала и ненавидела это, прилагала все силы, чтобы не быть женщиной, чтобы стать своего рода мужчиной, который ненавидел мужчин и делал вид, что не хочет быть мужчиной, но хотел бы быть мужчиной, однако в глубине своего сердца я знала, что была женщиной и хотела быть женщиной.

— И что же теперь? — уточнил незнакомец.

— Теперь, — улыбнулась она, — я — женщина, и хочу быть женщиной, и счастлива как женщина, и рада тому, чтобы быть женщиной. Я не хотела бы ничего иного, даже если бы это было возможно. Если бы это не было так, то я не смогла бы быть той, кто я есть и должна быть, по закону природы, рабыней своего господина.

— Похоже, — заключил её хозяин, — Ты оказалась беспомощной перед узами твоей наследственности.

— Они отдали меня мне самой, — сказала Донна.

— Но принадлежишь-то Ты мне, — напомнил ей мужчина.

— Именно тот факт, что я принадлежу, — заявила она, — отдаёт меня мне. Именно став принадлежащей я нашла себя.

Есть много цепей, держащих рабыню, и не все выкованы из железа.

— Уверена, Вы знаете, Господин, — вздохнула девушка, — что мы — ваши рабыни, и что мы сами хотим ваших ошейников.

— А теперь помалкивай, — велел он, — и опусти голову.

— Да, Господин, — отозвалась Донна.

Я заметил, что Тиомен лёг на живот и, зевнув, положил морду на свои передние лапы. Несомненно, это не укрылось и от внимания Акселя.

— Но не факт, что другие, — предположил я, — похожи на неё.

— Что там, Ясон? — осведомился бородач.

— Три, — ответил тот.

— Кувшинные девки? — уточнил его командир.

Ясон только неопределённо пожал плечами. В конце концов, рабыня, которую один мужчина расценит не выше кувшинной девка, может быть мечтой об удовольствии для другого.

— Что насчёт пленницы? — спросил вожак.

— В цепях она выглядит неплохо, — ответил Ясон.

— А что Ты скажешь о рабынях? — продолжил расспросы лидер.

— Вполне приемлемы как кейджеры, — сообщил Ясон, облизывая губы.

— Превосходно, — подытожил вожак.

— Я могу говорить, Господин? — спросила рабыня.

— Говори, — разрешил он.

— На двоих легко найдутся покупатели, — сказала она. — Самая привлекательная — блондинка, её зовут Эмеральд. Брюнетка, Хиза, тоже хорошо выглядела бы на прилавке, но у неё слишком короткие волосы.

— Не беда, отрастут, — хмыкнул её хозяин.

Волосы рабыни, как и любая частичка её тела, принадлежат её господину. Большинство рабовладельцев предпочитает видеть свою собственность с «рабски длинными» волосами. С их помощью много чего может быть сделано на мехах. Могут они фигурировать и в наказаниях, например, ими можно привязать к кольцу. Поскольку рабыни, как и любые другие женщины, обычно склонны кичиться своей красотой, и даже порой доходя до тщеславия, одним из самых ужасных наказаний для них, которого большинство девушек попытается избежать почти любой ценой, является обривание их головы. Их волосы, конечно, не пропадают даром. Парики и шиньоны многих свободных женщин часто сделаны из волос рабынь, хотя их и заверяют, что они получены от свободных. Кроме того, женские волосы — превосходное сырьё для производства тросов катапульт, поскольку они сохраняют свою силу и упругость неопредёленно долго, причём в широком спектре погодных условий и температур.