Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

— Не заставляйте нас носить одежды городских женщин, — попросила Туза.

— Мы не будем носить эти унизительные, красочные, тяжёлые, длинные, неудобные, гладкие вещи, пригодные для тщеславных, манерных, слабых, бессмысленных женщин, — заявила Дарла.

— Тогда, ходите голыми, — пожала плечами Донна.

— Нет! — воскликнула Туза.

— Мы могли бы носить такие вещи, возможно, временно! — пообещала Дарла.

— Надеюсь, — рассмеялась Донна, — вы не думаете, что мы ходим по лесу с гардеробами свободных женщин.

— Жестокая рабыня! — выплюнула Туза.

— Ты даже не подразумевала такие вещи, — всхлипнула Дарла.

— Конечно, нет, — согласилась Донна.

— Но Ты-то одета! — заметила Туза.

— Если только это можно назвать одеждой, — сказала Дарла.

— Мой господин разрешил мне это, — пояснила Донна. — Вам нравится? Разве я не привлекательно в этом выгляжу? А как легко двигаться я в таком предмете одежды.

— Это же в лучшем случае обрезки ткани, — скривилась Туза.

— Для меня более чем достаточно, — заверила её Донна. — Кроме того, это для меня подходяще. Я — рабыня.

— Оденьте нас! — попросила Туза.

— Во что? — полюбопытствовала Донна.

— Вот! — указала на нас Туза, повернувшись на коленях.

— Но там только три туники, — заметила Донна.

— Одну мне, — потребовала Туза, — одну Дарле, а Эмеральд и Хиза пусть бросят жребий, кому достанется последняя.

— Вы что, готовы одевать на себя тряпки, которые носили рабыни? — усомнилась Донна.

Сомневаюсь, что Тула и Мила обрадовались такому повороту беседы. Меня так это точно не порадовало. Возможно, рабыням не разрешена скромность, но немногие из нас напрочь лишены этого чувства. Возможно, во многом так же как с любопытством, которое, предположительно, является неподобающим для кейджеры, но кто из вас хоть раз встречал нелюбопытную рабыню? Разумеется, немногим из нас доставит удовольствие появиться нагой в общественном месте. Фактически, это иногда даже используется в качестве наказания. Наша одежда является величайшей драгоценностью для нас, и мы стремимся быть этого достойными. Кстати говоря, гореанские рабыни, и даже рабыни для удовольствий, зачастую одеваются намного скромнее, чем многие из свободных женщин моего прежнего мира. По большей части это, конечно, обусловлено культурными различиями. Простым примером может послужить ношение вуали. По статистике, очень немногие из женщин моего прежнего мира скрывают свои лица, но на Горе свободных женщин, особенно представительниц высших каст, просто нереально встретить на улице без вуали. На Горе женские губы обычно расцениваются как объект сексуально стимулирующий. Таким образом, ношение вуали распространено и, фактически, обязательно. С другой стороны рабыням вуали не разрешены. Они не могут скрывать свои губы. Их губы должны быть выставлены напоказ во всей их эротичной провокационности. Они — рабыни. Что интересно, мужская нагота не является чем-то необычным на Горе, например, среди рабочих в жаркие дни. Это более чем знакомое зрелище, и на него обращают куда меньше внимания, чем на случайную, обычно редкую наготу рабыни, появившейся раздетой в общественном месте. Даже паговые девки обычно одеты, за исключением того времени, которое они проводят в альковах. Приватно, в стенах дома её хозяина, рабыня, само собой, может находиться как одетой, так и нагой. Некоторым рабовладельцам нравится, когда их рабыни одеты, другие предпочитают видеть их голыми. Конечно, если она одета, то её хозяин может получить удовольствие, раздевая её. Например, на левом плече моей собственной туники, как и многих ей подобных, имелся раздевающий узел. Это подходяще для большинства мужчин, поскольку его удобно развязывать правой руки. Другие, кажется, любят видеть свою собственность одетой только в её ошейник.

— Впрочем, — хмыкнула Донна, — вы пока не заслужили тунику.

— Мы — свободные женщины, — заявила Дарла.

— Я думаю, что для вас сейчас самое время приступать к своей работе, — сказала Донна. — И первое, что вам следует сделать, это насобирать мягких ветвей для лежанок, чтобы мужчины могли лучше отдохнуть. Затем придёт очередь воды и хвороста.

— Ни за что! — заявила Туза и тут же закричала от боли.

Донна наотмашь четырежды стегнула её хлыстом, который до сего момента спокойно держала в руке. Туза низко наклонилась, обхватила руками голову и, задрожав всем телом, завыла.

Двое или трое из мужчин, находившихся поблизости, обернулись, но ни один не предпринял даже попытки вмешаться.

Донна ещё два раза ударила Тузу.

Я была в шоке. Я была в ужасе. Рабыня не должна бить свободного человека. За это ей могут отрезать руки, уши, нос! Зачастую это расценивается как преступление, караемое смертной казнью.

— Свободную женщину ударили! — завопила Дарла, обращаясь к мужчинам. — Рабыня подняла руку на свободную женщину! Рабыня!

Вожак, проходивший мимо с парой своих людей, обернулся, и раздражённо бросил:

— Выпори её как следует.

— Наклонись, — приказала Донна Дарле, — лбом в землю, держи правое запястье левой рукой!

— Пожалуйста, нет, — простонала Дарла.

Но у Донны был приказ, имевший приоритет над всеми просьбами, и она нанесла четыре размеренных удара.

— Но мы — свободные женщины, — прорыдала Дарла.

— Возможно, вы уже не свободные женщины, — намекнула Донна.

— Но мы — свободные женщины! — воскликнула Туза.

— Если вы — свободные женщины, — решила объяснить ей ситуацию Донна, — вы — пленницы, а если так, то вы будете не первыми свободными женщинами, которые почувствовали на своей шкуре хлыст рабыни. Это поможет вам изучить дисциплину и подготовит к ошейнику.

— Никакого ошейника, — закричала Туза. — Я никогда не буду носить ошейник!

— Тебя могут даже не спросить, хочешь Ты этого или нет, — напомнила ей Донна.

— Что? — ошарашено уставилась на неё Туза.

— Ну что, Госпожи, — усмехнулась Донна, поворачиваясь к Эмеральд и Хизе, — вы тоже горите желанием почувствовать хлыст?

— Нет, — тут же ответила Эмеральд.

— Нет, — вторила ей Хиза.

— Тогда поцелуйте его, — потребовала Донна, — покажите свой страх перед ним, выкажите ему своё уважение.

— Никогда! — сказала Хиза, но Донна уже прижала хлыст к её губам.

Хизе просто ничего не оставалось, кроме как угрюмо его поцеловать.

— А теперь оближи его, — потребовала Донна, и в её голосе явственно прозвучала угроза.

Я с удивлением наблюдала, как маленький, мягкий язык Хизы, пусть и неохотно, но покорно проявил внимание к упругому инструменту дисциплины и власти. В следующий момент хлыст оказался в нескольких дюймах от лица Эмеральд, которая потянулась вперёд всем телом и поцеловала его, а потом, не дожидаясь команды, ещё и облизала, тщательно, изящно и нежно. Похоже, подумала я, Эмеральд уже примеряет ошейник.