Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

У неё бы получилось довести мужчину до безумия от страсти.

Какую прекрасную цену за неё могли бы дать!

— Как рабыни! — прокомментировала Туза, с презрением глядя на Хизу и Эмеральд.

— Теперь твоя очередь, — объявила Донна и поднесла хлыст вплотную к губам Тузы.

— Нет! — отшатнулась та.

— Живо, — прикрикнула на неё Донна.

И тогда Туза, как до неё Хиза и Эмеральд, тоже поцеловала хлыст. От неё не потребовали большего. Возможно, было сочтено, что такой язык был недостоин хлыста.

— Госпожа, — сказала Донна, предлагая свой инструмент Дарле, и та точно так же как и Туза поцеловала хлыст.

Её тоже не обязали делать большее.

— Предположите, — посоветовала Донна пленницам, — что этот хлыст держала не я, а мужчина.

Судя по реакции Тузы и Дарлы, у них было некоторое понимание того, каково было бы различие. Разве мужчины не естественные господа? К тому же мужчины редко склонны проявлять терпение в отношениях с нами. Эмеральд задрожала, а колени Хизы тревожно заелозили по земле. Увиденный ритуал с новой силой всколыхнул во мне воспоминания. Снова в памяти всплыл склад на далёкой планете, и не хлыст, а плеть, зависшая передо мной, беспомощно связанной и лежащей на спине, и как я приподняла голову и поцеловала её. «Ла кейджера», — произнесла я, как мне было приказано. В то время я, конечно, не могла знать того, что это означало. Но вскоре я это изучила. Это первые гореанские слова, которые обычно приходится произнести варваркам, и значение которых им предстоит узнать позже. «Я — кейджера», «Я — рабыня», «Я — рабская девка». Давайте предположим, что город пал, стены разрушены, пламя с рёвом поглощает здания, улицы залиты кровью, в воздухе висит удушливый, выедающий глаза дым. Возможно, в такой ситуации свободная женщина бросится на колени, перед окровавленным мечом солдата захвативших город врагов, готового ударить, пьяного от жажды убийств и грабежа. Клинок нависает над ней. И она сбросит с головы капюшон и сорвёт вуаль, выставив свой рот взгляду завоевателя. «Ла кейджера!» — выкрикнет она. «Я — рабская девка!». Эта формула, однажды произнесённая — безвозвратна. Отныне она — самообъявленнная рабыня. Быстрый, резкий жест меча, и она должна раздеться, немедленно, догола. Ей тут же связывают руки за спиной, и она должна поспешить вслед за своим захватчиком, изо всех сил стараясь не отстать. Позже ей предстоит оказаться среди других рабынь, которые, учитывая отсутствие у неё клейма и ошейника, вряд ли будут хорошо к ней относится. Её первая продажа, если её похититель захочет избавиться от неё, может произойти той самой ночью, сразу после её клеймения. Теперь её жизнь изменилась кардинально.

Донна отступила на пару шагов.

— Поднимайтесь на ноги дорогие, благородные хозяйки, — велела она. — Есть работа, которой следует уделить внимание. Во-первых, вы наберёте ветви, чтобы сделать мягкие лежанки для мужчин. Я видела много подходящих ветвей вокруг лагеря. Так что вам не составит труда справиться с этой задачей. Вам даже не понадобится охрана.

Пленницы, связанные за шеи караванной верёвкой, встали, а потом, повинуясь взмаху хлыста, начали движение к краю лагеря, дальнему от реки. Я с некоторым удовлетворением отметила, что они не знали, как надо двигаться в караване. Даже рабыни знают это, точнее я бы предположила, особенно рабыни.

— А ну стойте, глупые бабы! — закричала на них Донна. — С левой ноги! Первый шаг с левой ноги! Вы что, ничего не знаете? Позже, когда приступите к сбору ветвей, можете двигаться, как хотите, а сейчас вы должны маршировать! Начинаем заново. И-и-и, пошли!

И четыре пленницы, снова начали движение к краю лагеря. Они шли осторожно и медленно, короткими шажками. Позвякивали цепи их кандалов.

— Уже лучше, — похвалила Донна.

Чтобы выйти из лагеря, им предстояло пройти среди мужчин. Я видела, как напряглись их тела. Они шли подняв головы и глядя прямо перед собой. Это распространено при движении в караване. Внимание животных каравана не должно рассеиваться вокруг. Они же не свободные люди. К тому же, при этом меньше вероятность встретиться взглядом со свободным человеком. Однако в ситуации с пленницами, я бы предположила, что это поведение было связано не столько с правилами, предписанными традициями и этикетом каравана, привитыми животным каравана, сколько с нехорошими предчувствиями, связанными с предстоящим проходом их колонны сквозь строй мужчин. Разумеется, женщины знали, что являлись объектом их пристального внимания, хотя это внимание по большей части, казалось, было относительно праздным. Это было совсем не то, как если бы они были призовыми кейджерами, четырёх или пятитарсковыми девками, или скажем, возможно даже, выгружаемыми из рабских фургонов некими «девушками золотой монеты», прибытие которых в город давно ожидалось и, возможно даже было объявлено заранее большим количеством афиш на стенах.

— Ой! — поражённо вскрикнула Эмеральд, запнулась и чуть не упала.

— Ай! — пискнула Хиза, шедшая последней в колонне.

Кейджерам, конечно, хорошо знакомы такие знаки внимания, и они, возможно, не возражают. С другой стороны, Эмеральд и Хиза были свободными женщинами. На мой взгляд, Эмеральд и Хиза будут первыми из них полностью готовыми к выходу на сцену торгов, если, конечно, такую судьбу для них имели в виду их похитители.

— Харта, быстрее, — прикрикнула на них Донна.

Пленницы попробовали поспешить. Получилось у них плохо, учитывая, что идти они могли только короткими шажками.

Мы с Тулой и Милой обменялись довольными взглядами. Признаю, нам доставляло немалое удовольствие видеть наших бывших хозяек в таком замешательстве.

— Пусть теперь они делают нашу работу, — мстительно прошептала Тула.

Да, подумала я, «нашу работу», ту работу, которая приличествует таким как мы, ту работу, которая подходит нам, пригодна для меня, для Тулы, для Милы, работу рабынь.

Я надеялась, что наших хозяек также заставят нести груз, что мы с Тулой и Милой теперь не будем единственными вьючными животными в лагере. Я проводила взглядом караван, уходивший из лагеря как раз в том направлении, с которого раннее в лагерь ворвались нападавшие.

Я украдкой осмотрелась. Мужчины не обращали на нас особого внимания. Теперь, когда мою шею не окружали верёвочные петли, ничто, по большому счёту не препятствовало моему бегству в лес. Насколько наши владельцы считали нас само собой разумеющимися. Неужели им не приходило в голову, что мы могли бы ускользнуть так же быстро как изящный табук исчезает среди деревьев? Я не должна упустить своего шанса. У меня были основания полагать, что на ночь нас будут связывать, как и во время нашего перехода к тарновому лагерю. И всё же, рано или поздно, и чем раньше, тем лучше прежде всего для меня самой, я должна осуществить свои планы. Мужчины не знали меня. Они даже не знали, что я была варваркой. Если бы знали, несомненно, они бы не стали считать мою покорность чем-то само собой разумеющимся. Это было их ошибкой. Я им не гореанская девка. Я землянка. Я убегу!