Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

Существует много стратегий организации торгов. На этом рынке, называемом «Драгоценности Брундизиума», только не надо путать его с пага-таверной того же названия, расположенной недалеко от причалов, как правило, в том числе и этим вечером, вечер делят на пять этапов. Первый и второй, за исключением одного или двух особых лотов, служат, так сказать, для разогрева. Их задача подготовить почву для третьего и четвёртого этапов. К тому времени припозднившиеся посетители уже расселись, толпа подогрета, вошла в раж, готова и стремится к более активному соперничеству в предложении цены за выставленный на торги товар. Обычно те лоты, которые расцениваются как наиболее вероятно могущие уйти по высоким ценам, выставляют именно в эти этапы. Сейчас как раз шло самое начало пятого этапа. Что интересно, в зале присутствовали некие необычные покупатели, одежды и облик, которых мне были совершенно незнакомы. Они сделали много покупок во время первой и второй фаз торгов. Их кошельки оказались довольно глубокими. Конечно, у них имелось серебро, а в третьем и четвёртом этапе выяснилось, что даже золото, причём, судя по всему, его у них ещё оставалось немало. К этому моменту ни один лот не покинул сцену непроданным, к счастью для этих лотов, так как в противном случае их ожидала бы примерная порка. Правда, стоит отметить, что некоторые из девок в первой и второй фазах ушли задёшево, за медь, от двадцати до восьмидесяти тарсков, медных, само собой. В Брундизиуме, как вам, наверное, известно, сто медных тарсков обычно составляют один серебряный. Впрочем, ни один лот не был продан меньше чем за двадцать-сорок медью, то есть за двадцать медных тарсков, сорок бит-тарсков. Также в Брундизиуме сто бит-тарсков равняется одному медному тарску, в отличие от многих других городов, например, Ара, Беснита, Тентиса, Ко-ро-ба и прочих, где бит-тарск более ценен. Там медный тарск чаще всего состоит из восьми или десяти битов. Ничего не могу сказать относительно обменного курса в Турии или на островах. В Брундизиуме дневная заработная плата докера обычно колеблется между двадцатью и сорока бит-тарсками. Свободный гребец, как правило, получает больше.

Некоторые утверждали, что необычного облика покупатели были тачаками, но другие отрицали эту версию. Оттенок их кожи и разрез глаз намекали на родственную тачакам кровь, но вооружены они были не как кочевники, и казалось, конечно, насколько такие нюансы могли быть установлены, они понятия не имели о босках, кайилах и ландшафтах юга. Кое-кто также утверждал, что незнакомцы чисто внешне были выше тачаков ростом и худощавее, но также они вели себя более официально, выглядели более холоднокровными, цивилизованными, замкнутыми, более изящными и, возможно, скрытым образом более напряжёнными. Некоторые, встреченные мною на улицах, казались более чем способными и готовыми дать отпор своими необычного вида слегка изогнутыми клинками, которых у каждого было по два, один длинный, другой короткий. Они уже успели привлечь к себе внимание, в том числе и тем, что оказались владельцами нешуточного богатства, достаточного для закупки рабынь, фрахта множества кораблей и найма мужчин, многие из которых были беженцами и вооружёнными наёмниками, успевшими ускользнуть из Ара во время недавней внезапной, ошеломительной, кровавой реставрации Марленуса, Убара Ара, которого иногда называют Убаром Убаров. По городу ходили слухи, что зафрахтованные ими корабли возят грузы куда-то на север. Их цель была неясна. Моряки с некоторых кораблей, уже возвратившихся из первых рейсов, рассказывали, что они выгрузили грузы и высадили солдат и рабынь на каменистых пляжах, окружённых северными лесами.

Ряды скамей к этому моменту уже наполовину опустели. Мужчины проходили мимо меня, торопясь к лестнице, ведущей к выходу. Дежурные внизу и у стен ждали команды погасить факелы. В полутьме у сцены, у подножия её лестницы, слева, если смотреть из зала, можно было разглядеть ещё четыре или пять фигур. Это были последние лоты, приготовленные для продажи на торгах этого вечера.

— Двадцать, кто больше? Двадцать! Двадцать кто-нибудь даст больше? — выкрикивал аукционист, обводя зал взглядом.

Лот был ясно идентифицирован как варварка первой продажи. Брюнетка, глаза карие. Ничего необычного или особенного. Выше всего на рынках обычно ценятся тёмно-рыжие волосы. Вот если бы у неё были волосы такого оттенка, её, несомненно, выставили бы на подиум в третьей или четвёртой фазе торгов. Затем огласили измерения варварки. Такие измерения включают в себя не только охват бёдер, талии и груди, но также и окружность лодыжек, запястий и горла, имеющие отношение к размерам наручников, кандалов и ошейника. Её прогресс в изучении гореанского к настоящему времени, как объявили, был превосходен, что не могло меня не порадовать. Это было явным свидетельством высокого интеллекта варварки. Собственно, ум — главный критерий, с точки зрения которого мы выбираем рабынь. Кому хотелось бы владеть глупой рабыней? Умная рабыня и язык своего хозяина изучает быстрее, и ещё быстрее изучает то, как ему понравиться, как это сделать отлично и всеми возможными способами. Кроме того, будучи умной, он с большей вероятностью будет соответствовать своей глубинной женственности, её глубоким потребностям. Она будет первой, кто искренне оближет и поцелует цепи, которые её сковывают.

— Двадцать! Кто предложит больше? Двадцать! — продолжал призывать аукционист. — Да! Двадцать пять. Кто больше? Тридцать? Тридцать!

Рабыня, как и следовало ожидать, была красным шёлком. Иногда белошёлковая девушка может стоить больше, хотя, казалось бы, без какой бы то ни было понятной причины. Кого могут заботить такие вещи в случае рабыни? Кому интересно девственность тарска или верра? Кого волнует кто вскроет их первым?

И тогда аукционист, стоявший позади рабыни и удерживавший её голову за волосы своей левой рукой, небрежно и неожиданно, мягко, но твёрдо, ремнями своей смотанной плети, подверг девушку тому, что называется «нежность работорговца».

Она вскрикнула в страдании, задёргалась, и попыталась выкрутиться, но не тут-то было

— Остановитесь, остановитесь! — простонала варварка.

Мягкое прикосновение, настойчивое и непримиримое, оставалось неустанным и неумолимым. Девушка даже поднялась на кончики пальцев ног, словно надеялась уйти от прикосновения. Вдруг её тело дико затряслась, и она, скорее всего не устояла бы на ногах, если бы не рука аукциониста в её волосах. Варварка попыталась повернуться и встать к нему лицом, но тот крепко удерживал её в прежней позиции. Ей оставалось только беспомощно корчиться и рыдать, стоя лицом к рядам скамей.