Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

Естественно я попробовала на прочность узлы на запястьях и лодыжках, но нашла их, как и ожидала, гореански эффективными. Бороться с ними, было бы бесполезной тратой времени и сил. С одной стороны рабыня беспомощна и беззащитна, поскольку она не может даже подумать о том, чтобы прикоснуться к оружию. В некоторых городах это является преступлением, караемым смертной казнью. Но с другой стороны, конечно, она вовсе не так беззащитна, как может показаться на первый взгляд, ибо её оружием является её пол, её желанность и красота, а ещё её остроумие и язык, что, следует отметить, также далеко не незначительно. Сколь часто её речь совместно с её покорным положением, со слезинкой на щеке, с протянутой рукой, дрожащей губой, способна умиротворить, погасить гнев, позволить избежать стрекала или плети! А теперь предположите, что ей отказано в праве говорить. Как она сможет объясниться, указать на детали, которые, возможно, были пропущены, привлечь внимание к стечению обстоятельств, объяснить, что она была неправильно понята, дать ясно понять, что она в действительности имела в виду или попыталась сделать, как она сможет подлизываться, просить, умасливать, умолять о снисходительности или милосердии?

Дело шло к вечеру, и мы были благодарны, что наши хозяйки решили устроить привал. Как нелепо, думала я, что мне удалось убежать корабельного лагеря вот таким странным способом. Мы надеялись, что нам разрешат хотя бы немного отдохнуть, по крайней мере, я точно, но нас, связанных верёвкой за шеи, тут же приставили к работам по обеспечению удобства наших хозяек, и мы редко выпадали из вида той или иной их них. Само собой, мы не осмеливались заговорить друг с дружкой. Разве вьючные животные говорят?

Именно нам пришлось готовить место для лагеря, то есть очищать опушку от коряг, камней, листьев и палок, чтобы женщины-пантеры могли отдохнуть на ровной, гладкой земле. Я не думала, что мужчины были бы столь привередливыми. Нас также привлекли к подготовке спальных мест, к сбору травы и мягких ветвей, на которых нашим хозяйкам было бы удобно расстелить свои одеяла. Потом, получив по куску ткани, чтобы использовать их в качестве мешков, нас, под наблюдением коротко стриженой Хизы, послали в лес, собирать ягоды гима. Разумеется, мы не смели съесть хоть одну. Нам оставалось только тешить себя надеждой, что нам разрешат полакомиться немногими позднее. У меня не возникало даже мысли о попытке убежать. Мы были связаны одной верёвкой, а Хиза держала в руках своё маленькое копье или дротик. Кроме того, теперь я со страданием понимала насколько был опасен, огромен и пустынен лес, и в нём, при всей его обширности, такой как я, действительно, было некуда бежать. «Ну и хорошо», — подумала я, окончательно убеждённая в своём статусе, статусе беспомощной рабыни. К тому же, здесь мои шансы на выживание были намного выше, чем если бы я пыталась пересечь лес в одиночку. Здесь с нами были вооруженные, опытные, опасные и сильные женщины, практически лесные существа, которые могли найти чужие следы и умели двигаться с такой хитростью, что почти не оставляли своих собственных на травяном покрове, которые умели читать солнце, луны, деревья, берега Александры, сезонные полёты птиц. После того, как мы высыпали наши ягоды на циновку, Тулу отвязали от каравана, но связали ей лодыжки несколькими хортами верёвки на манер кандалов. Она могла ходить, но делать это приходилось крайне аккуратно, и уж ни в коем случае, не пытаться бежать. Потом ей выдали палку и велели капать яму, в которой планировалось развести костёр.

— Мила, Вуло, — позвала нас Хиза. — Принесите воды.

Каждой из нас дали по кувшину, и мы, спустившись к берегу, наполнили их и принесли назад в лагерь. Хиза присматривала за нами, но из лагеря не отлучалась. В этом просто не было необходимости. Мы бы не убежали. Мы были рабынями, послушными рабынями.

— Мила, Вуло, — снова окликнула нас Хиза. — Наберите хвороста для костра.

Эта задача оказалась намного менее трудной, чем я ожидала. Хотя всю прошлую ночь бушевал проливной дождь, затем ушедший дальше на восток вдоль Александры, в этом месте он явно был не столь интенсивным, а днём и вовсе было солнечно и тепло. Лучшие дрова мы собрали на берегу реки, где деревья росли редко и коряги подсохли на солнце.

Мы с Милой, по-прежнему связанные за шеи, согнувшись в поясе собирали хворост, а сопровождавшие нас Хиза и Эмеральд развлекались беседой.

— Ты можешь продать Милу, — сказала Эмеральд Хизе. — А я продам Вуло.

— Это как Дарла решит, — пожала плечами Хиза.

— Но это я поймала Вуло, — возмутилась Эмеральд.

— А решать будет Дарла, — повторила Хиза.

— Это не имеет значения, — заявила Эмеральд. — Всё уже поделено.

— Надеюсь, что так и есть, — кивнула Хиза.

— Я смогу продемонстрировать её лучше, — заявила Эмеральд.

— Только мужики знают, как надо показывать рабыню, — хмыкнула Хиза.

У нас с Милой уже были полные охапки хвороста, и мы едва ли смогли бы унести больше. Наконец Хиза, наконечником своего копья, указала, что мы должны возвращаться в лагерь.

Яма для костра уже было готова, и вскоре Дарла с помощью кремня, кресала и измельчённого трута, извлечённых из её мешка, и множества мелких щепок, вытащенных из свёртка, лежавшего в том же самом мешке, разожгла маленький огонь. Затем она, сложив над добытым ею огнём шалаш из принесённого нами хвороста, уложила вокруг кострища четыре камня, на которые поставила небольшую железную стойку. Вскоре, жидкость в котелке, подвешенном к этой стойке, закипела. Эмеральд бросила в варево горсть сушёного мяса из своего мешка, Хиза добавила пару горстей собранных нами ягод. Когда еда была готова, Тула небольшим ковшиком наполнила четыре мелких золотых миски получившимся варевом и, кротко опустив голову, как подобает рабыне, подала их хозяйкам. Признаться, меня удивили эти золотые миски, которые, я предположила, были своего рода трофеем. Возможно, иногда, небольшие шайки женщин-пантер, объединившись в более крупные отряды, нападали на немногочисленные караваны, шедшие через лес, или на отдалённые торговые форты на побережье. С другой стороны, я не исключала, что эти миски могли быть в некотором роде оплатой или авансом полученным от таинственного «работодателя», о котором упомянула Дарла. Когда наши хозяйки насытились похлёбкой из котелка, Тула была возвращена на нашу верёвку и избавлена от веревочных кандалов. Мы втроём, голодные, стояли на коленях у края поляны.

Туза аккуратно сложила золотые миски в мешок.

— Их должно быть четыре, — указала Дарла, и Туза сердито запихала в мешок четвёртую миску. Эмеральд же достала из другого три неглубоких керамических чашки и, прямо ими зачерпнув жидкость из котелка и поставив их на землю около костра, посмотрела в нашу сторону, по-видимому, проверяя нашу реакцию. Мы были достаточно наученными опытом, чтобы не шевелиться.