Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

— Насколько я понимаю, игры там не предполагали игр на жизнях людей и животных, — заключила незнакомка.

— По крайней мере, не прямом смысле, — ответил мужчина.

— Понятно, — сказала она, и это прозвучало так, словно она тут же выбросила из головы тему рулетки, встряхиваемых коробок, покупки шансов и вытягивания карт.

Несомненно, пролитая кровь в таких играх в значительной мере не видна, но, боюсь, она там присутствует. Для меня не было секретом, что мужчины делают ставки на гонки тарнов, соревнования далеко не безопасные, в которых бывают и изувеченные тела, и потерянные конечности, и оторванные крылья, как знала я и о том, что многие интересуются состязаниями арены, играми мечей. Тарларионовые бега регулярно проводятся в Венне и других городах. Иногда, что интересно, ставки делаются даже на турнирах каиссы.

— Полагаю, — заметила женщина, — что девка игорного дома, если её купили для такой работы, должна представлять интерес для мужчин.

— И даже более чем, — усмехнулся продавец.

— Хорошо, — сказала женщина. — Такая рабыня при случае может оказаться полезной.

Я не поняла то, что она имела в виду. Если бы интересовалась покупкой девушки для борделя или таверны, то сомнительно, что она стала бы искать товар здесь, на этом рынке.

— Конечно, — поддержал её мужчина. — Я готов расстаться с ней за пятьдесят тарсков.

— Вы хотели сказать за пятнадцать, — осадила его покупательница.

— Сорок пять, — несколько снизал цену тот.

— Фактически, — сказала женщина, — я предпочла бы варварку.

— Так она и есть варварка! — воскликнул продавец и крикнул своему помощнику: — Эй, принеси лампу!

Меня схватили за левую руку и поставили на колени, жёстко удерживая в таком положении.

— Вот варварские шрамы, — указал мужчина на моё левое плечо. — Многие варварки отмечены таким образом, хотя и не все.

Затем его рука сомкнулась в моих волосах и дёрнула назад и вниз, заставив меня запрокинуть голову.

— Открой рот, — приказал он. — Широко. Ещё шире. Шире!

Я зажмурилась. Свет лампы, поднесённой так близко ко мне, что я почувствовала её тепло, резал глаза. Мужчина сунул пальцу мне в рот и развёл челюсти ещё больше. Я застонала от боли, пронзившей скулы.

— Видите? — спросил он.

— Что именно? — не поняла женщина.

— Зубы, — подсказал он.

— Зубы я вижу, — буркнула незнакомка. — И что?

— Они в прекрасном состоянии, — намекнул продавец.

— Не совсем, — заметила женщина, — я вижу два пятнышка, там и там.

— Разумеется, — подтвердил продавец, — у многих варварок есть такие пятна, хотя и не у всех. Это ещё один способ опознать варварку.

— А что это такое? — поинтересовалась женщина.

— Понятия не имею, — пожал плечами мужчина. — Некоторые думают, что это украшения, элемент тщеславия, наносимый, чтобы привлечь внимание, служить контрастом с изящной красотой. Другие считают, что это своего рода идентификационные метки, посредством которых можно опознать рабыню.

— И так ясно, что она рабыня, — усмехнулась незнакомка.

— Очевидно, — согласился мужчина.

Возможно, будет не лишне пояснить для тех, кому такие нюансы могут быть незнакомы. На самом деле то, о чём они говорили, были последствия работы врачей моего родного мира, тех, которые занимаются здоровьем и состоянием зубов. Внутренние повреждения зубов в моём прежнем мире явление широко распространённое в отличие от вашего. Это различие, несомненно, имеет непосредственное отношение к особенностям питания. Как бы то ни было, повреждённые участки зачастую удаляются, а вместо них устанавливается пломба.

Я жалобно посмотрела на мужчину.

— Можешь закрыть рот, — разрешил он мне, что я с благодарностью и сделала.

При этом я так и осталась стоять на коленях. Это обычная для рабынь поза в присутствии свободных людей. Такие нюансы ясно дают понять разницу в статусе между свободным человеком и его собственностью.

И теперь я хорошо осознавала себя собственностью.

Единственным вопросом оставалось лишь то, кому эта собственность принадлежала, кому принадлежала я?

— И ещё, — продолжил мужчина, обращаясь к незнакомке.

— Ещё? — переспросила та.

— Да, — кивнул он, а затем посмотрел на меня и приказал: — Расскажи алфавит.

Читать я не умела, но алфавит знала наизусть. Его мне преподавали. Что интересно, он уже приказывал мне рассказать алфавит, вскоре после моего появления здесь и перед тем, как посадить меня в клетку. Я снова, как меня учили в доме, перечислила буквы, написания которых я даже знала.

— Вот, — расплылся в улыбке мужчина. — Слышали?

— Что? — переспросила женщина, несколько нерешительно.

— Ошибки, — пояснил продавец.

— Конечно, — кивнула она, но я была уверена, что она знала о моих ошибках не больше моего.

Честно говоря, у меня появились подозрения, что она вообще не умела читать. Однако роскошное одеяние на ней, безусловно, предлагало богатство, если не принадлежность к высшей касте.

Теперь-то я уверена, что ошибки, которые я сделала, совершенно не сознавая их, мне были преподаны намеренно, чтобы отметить меня как рабыню. То же, я, касается и произношения определённых слов, которые я вряд ли буду слышать часто. Это была своего рода хитроумная ловушка. Свободные люди, конечно, не собираются исправлять такие ошибки, сознательно позволяя им проходить, как само собой разумеющееся. Таким образом, рабыне трудно понять, что она неосторожно делает то, что может привлечь внимание к её невольничьему статусу. Как-то раз, несколько дней тому назад, спеша с поручением от администратора игорного дома, босая и в короткой пурпурной тунике с рекламной надписью на спине, а стала свидетельницей того, как стражники схватили и сорвали прекрасные одежды и вуали с женщины, которая на вид была свободной. Обычно, когда возникают сомнения относительно статуса или состояния той или иной женщины, её отдают свободным женщинам, чтобы те могли со всем уважением к её скромности, если она окажется свободной, исследовать её тело на предмет возможного ошейника или клейма. Однако эта была просто раздета, связана по рукам и ногам, и брошена в фургон для доставки претору рынка, который должен был проследить за её возвращением владельцу, или же, в назидание за попытку побега, назначить суровое наказание, повторное клеймение как беглянке и последующую перепродажу. Само собой, я не осмелилась заговорить со свободным человеком, так что, сгорая от любопытства и желания узнать, что же здесь произошло, я поспешила к башенной рабыне, которую заметила в толпе. Однако та кейджера, только демонстративно отвернулась, не желая отвечать на вопросы «полуголой девки игорного дома». Зато прачка, только что оторвавшаяся от корыта и нагруженная тюком мокрого белья, посмотрела на меня и испуганно прошептала: