Сергей Лукьяненко - Наваждение. Лучшая фантастика – 2022 [сборник litres]

Я очнулся от холода. Не просто холода – чудовищного дубака. Где-то сбоку горела лампочка. Я долго не мог шевельнуться, даже просто повести глазами – все смерзлось, все болело, все требовало оставить в покое. Потом я все-таки смог чуть приподнять руки и начал шарить по сторонам. Зацепился пальцами за железную трубу и как-то сообразил, что лежу на каталке. В голове тоже все было смерзшееся, чем сообразил, не представляю. Но все-таки как-то, вцепившись в край каталки сначала одной рукой, потом другой, потом сумев повернуться на бок и согнуть колени, я потихоньку стал садиться – спустил ноги вниз, оперся на руки… Сел. Лампа горела как раз передо мной, и я долго ничего не видел, кроме нее.

Простыня, которой я был укрыт, почти упала на пол, уцепившись за какую-то железную заусеницу. Я простыню потихонечку подобрал и как смог укутался. Ноги не доставали до пола, а спрыгивать мне вдруг стало страшно – грохнусь.

В общем, да, грохнулся. Не только я. Каталка поехала, я повалился назад и чудо, что не приложился затылком – пол был каменный. Даже не бетонный, а диабазовый. Плиты семьсот на семьсот на сорок. Что я, диабаз не знаю – полтора года на схему убил… промышленные облицовочные плиты.

Но это потом, когда я на четвереньки перевернулся и пялился на пол. А пока что моя каталка во что-то въехала, тут же повалилось и грохнуло, и потом еще и еще. А потом что-то тяжелое бухнуло и расселось с деревянным треском.

Вот тогда я в несколько приемов (определив по пути, что пол диабазовый, кислотостойкий и вообще ему сносу нет) поднялся и застыл.

Это, наверное, был склад. Метров так сорок на шестьдесят. И высокий, стеллажи в три этажа. Очень темный, одна лампочка позади меня теперь, а другая в дальнем конце. Стеллажи заставлены были пластиковыми канистрами, а здесь, рядом со мной, стояли несколько еврокубов – ну, емкость такая кубометровая, тоже пластик, только в стальной корзине и на колесиках. А все остальное пространство занимали с десяток больничных каталок и пара сотен, я думаю, носилок, и на каждой – или каждых? – лежали трупы, иногда под простынкой, а чаще просто так.

Моя каталка врезалась в другую, и с той свалился гроб.

Не поверите, конечно, но я ничего не почувствовал. Только холод, и все. Поэтому я спокойно, как зомби, пошел искать одежду.

И почти сразу нашел. Они висели на крючках, старые серые ОЗХ. И противогазовые сумки. И в ряд стояли огромные резиновые галоши. А отдельно на тумбочке лежали свитера и кальсоны.

Тело как-то само быстренько оделось и стало осматриваться, нет ли носков, и носки тоже нашлись. Потом я напялил штаны на лямках, куртку с капюшоном, попробовал примерить галоши, но все они мне были как чемоданы. В противогазной сумке оказался еще и фонарик. Я подумал, не надеть ли маску, но в складе, набитом трупами, почти ничем не пахло. Или у меня так нюх отшибло?..

Потом я догадался. Вой, который я слышал с самого начала, но не обращал на него внимания, потому что он тут был фоном, оказался воем вытяжного вентилятора. Я приблизился и понял.

В общем, я двигался наугад в поисках двери, держась поближе к стенам. И наткнулся на ванны. Их было штук двадцать, здоровенных, из черного пластика.

Вот тут не помогла и вытяжка. Я судорожно натянул маску, выдохнул, вдохнул… Запах потом долго преследовал меня – паров серной кислоты и сгнившей плоти.

Не помню, как я оказался в другом конце склада, держась за ручку двери. Постоял, собираясь то ли с мыслями, то ли с духом, толкнул дверь и вышел.

Здесь было что-то вроде грузовой площадки. Стояла пара темных грузовиков. Я стащил противогаз, сунул в сумку. Было холодно, шел дождь пополам со снегом. Слева горели уличные фонари, и я пошел туда.

Железные ворота были открыты.

За воротами я огляделся. Это была типичная безликая промзона без каких-то ориентиров. Мне было все равно, куда идти.

Я и пошел. И минут через двадцать вышел к трамвайным рельсам. Точнее, сначала я услышал далекое дребезжание трамвая, а потом увидел рельсы. Светя одной фарой, трамвая поравнялся со мной и остановился. Открылась задняя дверь.

Здесь было светло и тепло, даже жарко. Ни одного пассажира, а впереди поперек салона стояла прочная решетка – где-то между передней и средней дверями.

Я сел на горячее сиденье и сразу уснул.

Когда я проснулся, было уже почти светло. Трамвай стоял посреди какой-то площади, смутно знакомой. Одна створка двери была открыта.

Я вышел. Дождя не было, под ногами обильно хлюпало. Меня окружали разномастные киоски, от которых я уже отвык. Все были закрыты, а некоторые забиты фанерой или кровельным железом. Проскочив между ними, я вдруг понял, где нахожусь. До дому отсюда десять минут быстрой ходьбы… ладно, где я сейчас возьму быструю ходьбу?.. – пусть будет полчаса. Через полчаса я дома… ключа нет, но ключ запасной всегда хранится у соседа снизу – на всякий случай, вдруг трубы прорвет…

Опять же – Танька. Могла ведь и вернуться.

На автобусной остановке под крышей сгрудилась кучка людей. Почти все были в строительных респираторах; кто-то обмотал голову шарфом.

Непромокаемые бахилы ОЗК промокли насквозь, пока я добирался до дому через лужи. Кодовый замок был сломан. На лестнице гнусно воняло старой мочой и чем-то похуже. На втором этаже две двери были заколочены досками, на третьем – одна стояла приоткрытая. Уже из последних сил я дотащил себя до своей квартиры, позвонил.

Долго ничего не происходило.

Потом звякнула цепочка, дверь приоткрылась. Из нее сразу потянуло помойкой. Появилось полморды какого-то незнакомого мужика. Под носом у него болталась серая марлевая повязка.

– Ты че, сука, опять? – хрипло спросил он.

– Опять, – сказал я. – И буду ходить, пока не отдашь.

Почему я так сказал, и сам не знаю. Что-то во мне сказало.

– Да я тебя урою, – буркнул он равнодушно.

– Ну и сам сдохнешь, – пожал я плечами.

– А, подавись, – сказал он, захлопнул дверь, тут же открыл снова и сунул мне в руку свернутый полиэтиленовый пакет. – И все. И чтоб я тебя больше не видел. Урою, точно. Как спидоносцев урывали. И ничего нам за это не было.

Я забрал пакет, молча развернулся и стал спускаться. Замок щелкнул.

И тут же тихо открылась дверь на четвертом.

– Костя? – шепотом.

– Я.

– Спускайся. Держи. Только не подходи близко. Я ее за дальнюю мусорку отогнал, найдешь…

Из щели в двери высунулся кончик удилища. На нем болталась связка ключей.

Я вытянул руку, снял ключи, зажал в кулаке. У меня не было ни единого кармана.

– Спасибо, Макс, – сказал я.

– Чем могу. Пустил бы тебя, но – сам понимаешь…

– Да ладно. Может, потом когда-нибудь.

– Может, потом… – прошелестел голос Макса, и дверь беззвучно закрылась.