Женевьева Горничек - Сердце Ведьмы [litres]

Хель повернулась к Локи, когда он опустился перед ней на колени, и сердито взмахнула рукой с яблоком, а её пронзительный голосок задрожал от негодования.

– Папа! Мы же разговаривали.

– Разве? А мне показалось, что разговаривал только он, – произнёс Локи, взял у дочери подарок и отбросил его в сторону. А когда та издала возмущённый возглас, добавил: – Тебе от него всё равно никакой пользы.

Хель выпятила нижнюю губу.

Локи чуть заметно улыбнулся.

– Думал, ещё по крайней мере десять зим мне не придётся говорить с тобой о мальчиках. Хотя ты уже ко второй прекрасно разговаривала… – Но, несмотря на шутливый тон, он выглядел потрясённым. Почти столь же сильно, как и его дочь.

Асы уже несколько часов спорили о том, как поступить с детьми, и, наконец, выставили его из зала совета, чтобы принять окончательное решение узким кругом. Они считали его одним из них только тогда, когда это было им удобно, – очевидно, не в этот раз.

Хель захныкала, чувствуя состояние Локи. Она никогда раньше не видела своего отца таким: тревожным, почти на грани паники. Перед богами он мог сколько угодно носить маску безразличия, но на глазах у его единственной дочери она вся шла трещинами.

– Папа, – спросила девочка, – что со мной будет? Почему мне нельзя увидеть братьев? Где мама? – Она сглотнула и сморщила покрасневшее личико, готовясь заплакать. – Я хочу к мамочке! Что они с ней сделали?

– Послушай меня, – сказал Локи, беря её за плечи и вглядываясь в глаза. Так лгать было намного труднее, но у него не было выбора. – Мама цела. Твои братья тоже целы. Всё будет хорошо.

– Ты обещаешь?

– Обещаю. Но мне нужно, чтобы ты была храброй. Ничего не бойся! Выше нос! И всегда помни, кто ты такая, – тогда и остальные об этом не забудут.

Дочь шмыгнула носом.

– Кто я такая?

– Вот именно, кто ты такая. Бывают ситуации, когда это знание – всё, что у тебя осталось, поэтому ты никогда не должна себя стыдиться. И не позволяй, чтобы кто-то другой вынуждал тебя стесняться самой себя. – Локи прикоснулся двумя пальцами к её подбородку и приподнял его. – Ну вот, так-то лучше. Ты просто вылитая мама, – и его голос дрогнул на последних двух словах.

Перед богами его обычно бесстрастное лицо выражало только то, чего от него ожидали, и только тогда, когда это было уместно: точно отмеренное количество гнева, которое мужчина имел право испытывать, пока другие решали судьбы его родных. Но его настоящие чувства были совершенно другими, потому что он понимал, что ничего не может изменить. Его гнев был лишь маской, скрывающей правду, которую он никогда не позволит увидеть посторонним.

Ангербода больше не могла выносить это зрелище. Вернувшись в своё тело, она почувствовала, как что-то влажное замерзает на щеках, и вновь испытала отчаяние – ведь слёзы означали, что она действительно по-прежнему жива. Это казалось ей величайшей несправедливостью, даже хуже, чем то, что у неё забрали детей, – то, что асам снова не удалось убить её и тем самым избавить от страданий.

Ведьме безумно хотелось, чтобы все её горести закончились, чтобы все слезы были выплаканы. Но увы, и в этом ей не повезло.

Теперь Хель находилась где-то в темноте, её красивое зелёное платье порвалось и испачкалось, а маленькие омертвевшие ножки дрожали. Она боялась снять чулки и проверить то, что скрывалось под ними, потому что чувствовала себя немного странно – более странно, чем обычно.

Мужчина на восьминогом коне привез и бросил её здесь, и его фигура растворилась в тумане. Но она не скучала по нему. Даже если бы ей пришлось остаться здесь совсем одной, лучше так, чем с ним. Она ненавидела его. Это по его приказу асы забрали её и братьев от матери, и он лично отнял её у отца.

Земля под ней дрогнула, девочка вскрикнула, отскочила и в панике огляделась. Вокруг не было видно ничего, кроме сгущающего тумана, – мосты, которые они пересекли по дороге сюда, остались далеко позади, но, возможно, если она пойдёт вперед, то сможет добраться до далеких зазубренных скал и найти пещеру, чтобы укрыться на ночь. Правда, была ли сейчас ночь?

Разве в Нифльхейме [4] не всегда стоит ночь? Вот куда, по их словам, её привезли, хотя она и не умерла, а была всего лишь маленькой испуганной девочкой. Несмотря на то что её папа ругался со всеми из-за неё и прижимал к себе так долго, как только мог, прежде чем одноглазый мужчина вырвал её из отцовских рук и что-то выкрикнул в его адрес. Папа тоже закричал в ответ, но она не знала, о чём именно они спорили, потому что всё это время рыдала.

Что-то схватило её за ногу, и Хель завопила от страха. Из-под земли показался скелет, а за ним выползали и другие. В тумане стали формироваться призрачные фигуры, подплывая ближе, окружая её.

Выхода не было.

Взвизгнув, девочка ногой отбросила страшилище и отскочила подальше. Скелет состоял из грязи, оживлённой тенями, потому что в Нифльхейме не хоронили мёртвые тела: здесь обитали только души. Остальные призрачные силуэты по-прежнему приближались, протягивали к ней свои тёмные конечности, – земля бурлила, как море во время шторма, в её глубине ворочались мертвецы, выбираясь на поверхность.

Чудовища, обитающие в бескрайней ночи, стремились добраться до неё.

И вдруг к призракам присоединились два существа из плоти и крови: одно подкрадывалось к ней по земле, другое кружило в воздухе. Она видела, как слюни текут из пасти приближающегося огромного пса Гарма, почувствовала порыв воздуха от крыльев Нидхёгга, когда дракон приземлился.

Они окружили её, монстры и мертвецы. Ноздри дракона раздулись. Пёс зарычал. Тени потянулись к ней, и она зажмурилась, расставив руки, чтобы оттолкнуть их, но пальцы прошли насквозь через туманные силуэты. Призраки продолжали приближаться как ни в чём не бывало. Она не могла бороться с ними, но чувствовала их неуловимые прикосновения, от которых по коже бежали мурашки. Почему она ощущала их, а не наоборот? Это было нечестно. Её колени начали мелко дрожать.

– Прочь от меня! – в панике закричала девочка, отчаянно крутясь во все стороны, всё ещё подняв перед собой руки. – Убирайтесь, пошли прочь, ПРОЧЬ!

Воздух словно взорвался и стеной разошёлся от неё по кругу, отбрасывая мертвецов назад.

Хель трясло от ужаса. Когда она, наконец, открыла глаза, мертвецы по-прежнему окружали её, хотя и находились дальше, чем прежде. Нидхёгг и Гарм тоже замерли в замешательстве, и, возможно, они даже выглядели немного испуганными.

Пёс потёр морду лапой и наклонил голову, дракон снова раздул ноздри, а его оранжевые глаза полыхнули огнём. Он насторожился.