Женевьева Горничек - Сердце Ведьмы [litres]

Теперь они все поняли, что её следует опасаться.

Может быть, она только что применила какое-то заклинание? Возможно, её мама и та ужасная женщина с золотым ожерельем были не единственными, кто мог колдовать, – вдруг Хель тоже обладала такой силой? Она посмотрела на свои ладони, а затем снова на обитателей Нифльхейма.

И вздёрнула подбородок.

Последние воспоминания Ангербоды были о том, как она рассказала Одину о пророчестве. О конце миров.

Она видела грядущее снова и снова и не могла это прекратить.

Бальдр, сын Одина, сияющий бог Асгарда, убит собственным братом, вонзившим заострённую веточку омелы прямо в его сердце. Это станет началом конца.

Локи, опутанный цепями в наказание – за что? В видении этого нет.

Зима длится три года, не прерываясь на лето. В Мидгарде разрушаются узы родства, мир охватывает хаос. Войны вспыхивают из-за нехватки припасов. Люди гибнут без числа в этот век жестокости и варварства.

Громкий звук рога эхом разносится по всем мирам, и преграды, сдерживающие силы зла, рушатся. Локи вырывается на свободу, так же как и его сыновья.

Волки, преследующие солнце и луну, наконец настигают свою добычу, и миры погружаются во тьму, все звёзды гаснут.

Гарм громко лает у врат чертога Хель. Иггдрасиль трепещет.

Боги спешат на битву с великанами. Локи управляет кораблём мертвецов. Асы и ётуны сражаются и убивают друг друга. Змей Мидгарда набрасывается на Тора, Великий Волк – на Одина. Все четверо падают замертво.

Сурт со своим огненным мечом приходит с юга и сжигает всё сущее.

Новый зеленеющий мир поднимается из пепла, и дракон Нидхёгг парит в небесах.

На этом видение прервалось, и ведьма, обессилев, погрузилась в забвение.

Время тянулось, пока Ангербода пребывала между жизнью и смертью. Целая вечность могла бы пролететь, и она бы этого не заметила. Конец миров мог бы наступить, но и это мало что значило для неё, потому что она и так знала, что произойдёт.

Все, что произойдёт. На этот раз ей не удалось прервать пророчество.

Я видела, как гибнут мои сыновья.

Она поведала обо всём Одину, и теперь ей казалось, что, возможно, её время в качестве Ангербоды завершилось – что она просто перестанет ей быть так же, как это случилось с Гулльвейг. И что дальше? Она надеялась, что, наконец, умрёт по-настоящему.

В своих видениях колдунья стала свидетельницей стольких грядущих смертей. Почему она должна по-прежнему оставаться в живых и наблюдать, как всё это произойдёт?

Я хотела бы остаться здесь, в пустоте, навсегда.

Ничто больше не имело значения. Особенно теперь, когда её лишили детей.

Это несправедливо по отношению к ним. Они ничем не заслужили такой участи. Их судьбы должны были сложиться иначе.

Что-то на самом краю сознания привлекло её внимание: какая-то мелочь, незначительная, но раздражающая – как булавочный укол.

– А может быть, наоборот, всё произошло так, как и должно было случиться, – произнёс голос, такой тихий, что казался эхом, пришедшим из самых потаённых уголков её разума. Он был ей до боли знаком, словно образ из давно забытого сна. – Вопрос в том, что ты собираешься с этим делать.

– Ничего. Да и что я могу сделать… Я – никто. Пустое место. Просто жалкая старая ведьма, у которой отняли всё. Преданная собственным мужем. Лишённая детей. Всеми покинутая.

– Не всеми, – ответил голос. – И ты это прекрасно знаешь. Даже сейчас она ищет тебя. Слышишь?

– Ангербода. – Она услышала, как кто-то другой зовёт её, но звук был приглушённым, как будто доносился из-под воды. – Ангербода, ты здесь? Куда ты… о нет! Нет!

Булавочный укол в глубине сознания превратился в ощущение, будто её куда-то утягивает – не так настойчиво, как поступил Один, выдернув её из тела и заставив спуститься на самое дно, но словно нежное касание, которое лишь указывает направление.

– Нет, нет, нет… Пожалуйста… Очнись…

– Ну же, – произнёс голос, и Ангербода почувствовала, как её тянет сквозь тьму бесконечной пустоты к крохотному пятнышку света на поверхности. По мере того как она поднималась, свет становился всё ярче, но она не могла разглядеть, кто или что подталкивает её.

Она сопротивлялась. Здесь, в темноте, было безопасно. Там, наверху, всё пошло неправильно. А тут она могла оставаться ничем и никем сколь угодно долго. Ей не хотелось возвращаться никогда .

– Очнись же, – умолял женский голос всё отчетливее, и в словах слышалась боль. – Пожалуйста, пожалуйста , просыпайся…

– Пора, – сказал таинственный собеседник, по-прежнему мягко направляя её вверх, и свет стал ещё ярче. – Она ждёт тебя.

Довольно скоро женщина ощутила покалывание в возвращающихся к жизни конечностях, снова почувствовала это ужасное сердцебиение, ощутила волосы, упавшие на лицо, и кровь, запекшуюся вокруг ноздрей и рта. Вынырнув на поверхность, она тихонько всхлипнула, но глаз не открыла.

– Ты жива, – воскликнул женский голос, взлетев на октаву от облегчения. Ангербода почувствовала, как мозолистая рука мягко приподняла её подбородок, и это прикосновение почти успокоило её. Она смутно пыталась связать этот голос с человеком.

Женские пальцы скользнули по лицу к голове ведьмы, чтобы мягко убрать волосы от виска, куда пришелся удар молота Тора. Женщина сдавленно охнула и разразилась потоком ругательств при виде кровавой раны, и Ангербода внезапно вспомнила имя: Скади.

Руки и ноги колдуньи не шевелились. Всё, на что хватило её сил, – это зажмуриться. В голове стучало, пульсировало , и было так больно, что она пожалела, что не спит и чувствует всё это. Она попыталась что-то пробормотать, но Скади произнесла:

– Ш-ш-ш, не разговаривай. Мне нужно снять тебя с дерева. Я слышала, что Фрейя зачаровала эти верёвки специально, чтобы именно ты не смогла их разорвать. И мне интересно, относится ли это к кому-нибудь ещё, кто попробует…

– Оставь меня умирать, – наконец сумела выговорить Ангербода, и хриплый шёпот прозвучал незнакомо даже для её собственных ушей.

Она услышала, как Скади усмехнулась в ответ, вынимая из ножен охотничий кинжал.

– Ох, заткнись.

Послышался скрип снега под кожаными ботинками, затем треск разрезаемых веревок – нож Охотницы и правда справился с задачей. Ангербода почувствовала, что путы ослабли, и стала заваливаться вперёд, но подруга успела её поймать и подхватила на руки, как ребёнка. Веки колдуньи дрогнули, пока Скади переносила её в пещеру, и она мельком увидела поляну и голые деревья за ней: всё было покрыто слоем снега, как и она сама.

Женщина почувствовала, что её усадили на кровать, услышала, как великанша разжигает огонь в очаге, потом ощутила, как с неё срезают одежду. Ангербода даже не вздрогнула. Платье на ней задубело, и было ясно, что если оно оттает прямо на ней, то от сырости станет только холоднее. Когда Охотница закончила и отбросила в сторону остатки одежды, то укутала подругу в меха.