Сэмюел Сайкс - Десять железных стрел [litres]

– А я вполне уверена, что штуки, способные всех убить, малость важны.

– Потенциально убить, – поправила меня Лиетт. – Или потенциально изменить мир. Выкопав ее, Революция поняла ровно столько же, сколько и ты. Пусть они, как правило, единственные, кто умеет использовать Реликвии, эта оказалась далеко за гранью их понимания. Благодаря жирно смазанному пропагандой, избавленному от логики мозгу получается восхитительный солдат, но далеко не идеальный ученый для разгадки тайн. Следовательно…

– Следовательно они нашли тебя. – Меня охватила вспышка злости, готовность сломать каждый палец каждой руки, коснувшейся Лиетт. – Выследили, схватили, заставили на них работать.

Лиетт помолчала.

– Ты, сдается, путаешь меня с тем, у кого краниум и ректум взаимозаменяемы? Я скрывалась от Революции, Империума, Пеплоустов и любых фракций, во главе которых стоит тот, кто тупее меня – то есть, от всех. Революция не сумела бы выследить меня в доме раздумий, что уж говорить про Долину. Нет, Сэл. – Лиетт мягко улыбнулась. – Это я к ним пришла.

– Что? – моргнула я. – Зачем?

– Гораздо интереснее – как, – заметила Лиетт. – Революция осознала свою несостоятельность быстрее, чем я от них ожидала. Когда я пришла к ним с предложением, они уже успели обратиться за помощью ко множеству лиц, вольнотворцев и даже нескольких скитальцев.

Что многое объясняло. Вроде как. По крайней мере, теперь я знала, почему у них столько вольнотворческих инструментов. Однако, что за такая важность в этой Реликвии, что они обратились ажно к ненавистным врагам? Ну да, она здоровенная. Но размер не то чтобы напрямую связан с мощью.

Или… связан?

– Они бросали на эту Реликвию все силы – иногда вполне себе буквально, – но мало что могли показать, кроме сожженных солдат и одного неудачливого вольнотворца, который начал карьеру не вывернутым наизнанку, но закончил именно так… – Лиетт кашлянула. – Так или иначе, мне тоже не особенно везло, пока я не различила исходящий из нее звук. Мелодию, неблагозвучную, неуместную. И вспомнила, что уже слышала это описание. – Она помолчала. – Ты однажды упоминала, как она звучит.

Песнь Госпожи Негоциант.

Я однажды пыталась обрисовать ее словами. Давно, когда я была ей любопытна. Давно, когда я искренне верила, что могу стать лучше.

– Однако эта оказалась иной. – Лиетт нашла еще одну склянку, обнюхала, кивнула сама себе. – Она была слишком… дерганой. Скрипучей. Злой. Я ничего не могла разобрать. – Лиетт подошла ко мне со склянкой и выдернула пробку. – Зато сумел маг.

– Разобрал песнь? – поинтересовалась я, пока Лиетт разворачивала мою раненую руку поудобнее. – Как такое возможно? И как вообще возможно, что есть больше одной пеееее… ЕБ ТВОЮ Ж НАЛЕВО!

Мой словесный вопль перешел в бессловесный – алхимия, которую Лиетт вылила мне на руку, зашипела, задымилась. Я выдернула руку, стискивая ее и осуждающе глядя на Лиетт. Она закатила глаза и отшвырнула пустую склянку.

– Средний раствор щадящих кислот и спящий штамм поедающей плоть болезни, все вырастила я лично. Не строй из себя маленькую. – Лиетт достала кусок ткани, снова сцапала мою руку и принялась ее заматывать. – Ты провалилась сюда, как я полагаю, с открытыми ранами, а все в этой лаборатории проистекает из Реликвии. Предпочту, чтобы ты не винила меня потом в болезнях, которые в ней, возможно, заключены.

– Погоди, проистекает из Реликвии? Из них же ничего не выходит, если только взрывчатка.

– Выходит, как я уже объяснила.

– И что же это?

– Кто же это, – поправила Лиетт. – У него нет понятного нам имени. Мы лишь недавно выяснили, что его можно выпустить. – Она подняла взгляд, зафиксировав бинт, и улыбнулась. – Реликвия – не реликвия. Это клетка.

Как будто вместе с этим знанием пришла боль – та самая, холодная, ноющая. Она заползла на ледяных черных пальцах в самое нутро, пробралась вверх по ребрам к груди. Словно, чтобы призвать этот страх было достаточно лишь услышать, узнать. И когда я заговорила, он сжал мне горло.

– Клетка, – спросила я, – для чего?

Опухоль.

Камень?

Какая-то… мясистая… говнистая… штука?

Я, честно говоря, понятия не имела, на что смотрю. То есть, ясен хер, не представляла, почему из-за этого коричнево-красного комка стоило так париться и нанимать вольнотворцев, скитальцев и снаряжать весь Железный Флот для охраны.

А если учесть, что они наняли несколько маленьких армий, чтобы сохранить его в тайне, держать его в банке казалось мне ма-а-алость неблагоразумным.

Я подняла банку, щурясь и разглядывая его сквозь стекло. По всему – комок. Не больше моего кулака. Неприятно коричневый с прожилками багрового. Назвала бы камнем, но никогда не видела камней такого цвета.

А еще камни не парят в воздухе.

Этот – парил.

Думаю, стоит упомянуть сию важную деталь.

Зрелище, конечно, впечатляло, однако в остальном ком был неподвижен. Так что я, как должным образом впечатлилась, так и должным образом охерительно заскучала.

– И что? – глянула я через плечо. – Ты привела меня сюда смотреть на летающую какаху?

Чего, видимо, говорить не стоило, если судить по выражению лица Лиетт.

Ее каюта – и без того тесная – казалась еще меньшее из-за маленькой книжной сокровищницы на разных стадиях прочтенности. Однако праведный гнев на лице как будто сделал Лиетт малость выше. Она скрестила руки на груди и сурово на меня воззрилась.

– Она не летает, и это не какаха, – строго произнесла Лиетт. – Она подвешивает себя в воздухе посредством неизвестной нам магии, а также не отвечает ни на воздействие, ни на попытки ее повредить любым известным нам способом.

– Так это… очень сухая летающая какаха? – Я снова уставилась на банку, постучала по стеклу. – А она что-нибудь еще делает?

– Мы так не думали, – ответила Лиетт. – Но затем… Неумолимому стало лучше.

– Кому?

– Неумолимому. Лейтенанту Неумолимому. Брату агента Неумолимого… ты его помнишь, надеюсь?

Я таки помнила. От агента Неумолимого у меня остались три шрама на боку. Или, точнее, от мерзости, которая носила его шкуру, словно наряд, когда я оказалась в ловушке заброшенной шахты, и оно попыталось освежевать и меня.

Вот такая… история.

– Он страдал от болезни – пустотной лихорадки. Исцеление занимает много времени. – Лиетт бросила на меня взгляд. – Как тебе, несомненно, известно.

Любопытный момент: если стошниться кому-то на колени, даже по крайне веским причинам, которые были совершенно вне твоей власти, тебе этого никогда, ни за что не забудут.

– Когда он стал проводить больше времени в охране Реликвии, мы заметили, что симптомы быстро отступили. – Лиетт цокнула языком. – Поэтому я, само собой, решила вскрыть его скальпелем.