Сэмюел Сайкс - Десять железных стрел [litres]

Пока не исчезла.

Все было не напрасно.

Эти слова ложились как бальзам на израненную душу. Было ли это правдой, или ложью, значения не имело – Сэл нуждалась в утешении. Она повторяла эти слова, пока губы не онемели, а затем продолжила повторять про себя. Она обмазывала себя этим воображаемым бальзамом, прикладывала к ранам, ноющим мышцам, пока они не начали бы ей помогать встать на ноги и пойти.

Они не успокаивали ее, пока она тащилась по снегу с поводьями Конгениальности. Белые плащи и серые шарфы хлестали вокруг нее, снег и ветер кружили вокруг, превращаясь в океан, заглушая звуки, зрение, свет. Холод щипал кожу, дергал за волосы, кусал за шрамы, как непоседливые детишки с вопросом, на который ей никогда не найти ответа, что они сочтут подходящим.

Или сочтет она сама.

Оно того стоило.

Она укуталась в эти слова, как в плащ. Обернула вокруг так плотно, что едва могла дышать. Слова не грели. Просто не могли. Но она нуждалась в них, чтобы не потерять рассудок. Чтобы заглушить звуки.

Сквозь ветер она слышала их, но не видела. Были крики, панические и отчаянные. Возницы повозок пытались следить за подопечными, близкие искали друг друга сквозь ослепляющую белизну. Иногда были просто мольбы, обращенные к любому, кто мог их услышать. Но Сэл не видела самих людей по ту сторону снежного занавеса и не собиралась их искать.

Слышались вопли – звериные, дикие и до боли человеческие. Крики побежденных, взывающие в последнем усилии перед смертью. Безумные песни победителей, настолько опьяненных ненавистью и кровопролитием, что не могли отличить триумф от агонии. Послышался смех. Рваный. Одинокий. Бессмысленный. Нервное хихиканье человека, осознавшего, что шутка, которую он слышал столько раз, на самом деле не смешна.

Раздавались звуки взрывов. Алые вспышки, как свечи. Столбы огня, взрывавшие с воем снег. Облака сажи оседали синяками на землю.

Или ей только казалось, а вокруг был лишь ветер. И это просто игра воображения. Она не могла думать ни о чем другом.

Оно того стоило.

Они стали опорой. Эти слова. Помогали ей оставаться в вертикальном положении, заставляли двигаться, заставляли верить, что все – и Малогорка, и Терассус, все и вся – должно что-то значить.

Оно того стоило.

Сэл шла с этими словами.

Оно того стоило.

Она опиралась на них.

Оно того стоило.

И с каждым шагом они разваливались.

Конгениальность настороженно крякнула. Впереди сквозь снег обозначилась фигура, и она приближалась.

Лиетт.

Это была не она. В глубине души Сэл это знала. Фигура, которая, прихрамывая, вышла из-за бело-серой занавеси, одинокая и слишком высокая, волочила за собой что-то длинное. На миг вспыхнула лихорадочная надежда. Вдруг они разлучились с Меретом, может, она всегда была такой высокой, а Сэл просто не замечала. Надежда вспыхнула, маленькая, мягкая, горячая.

На миг.

Появилась Третта Суровая, изможденная, окровавленная. Иссеченная ранами, в изорванной форме, тащившая за собой штык-ружье, словно никак не могла расстаться с ним. Она дышала неровно, легкие с хрипом гоняли воздух. Как долго она брела? Как она выжила?

Сэл не спросила. Третта не ответила.

Она посмотрела на Сэл одним глазом, второй полностью заплыл красно-фиолетовым синяком. Третта распахнула рот в безумном крике, подхватила штык-ружье. Бросилась в атаку.

Сэл не двинулась с места. Не стала вытаскивать оружие. Не моргнула. Она видела, как ноги Третты отказывают после нескольких шагов. Видела, как Третта подняла оружие и закричала. Смотрела, как она делает последний тщетный замах. Слишком медленный, слишком далекий, слишком слабый.

Женщина упала на колени. Лишившись оружия, не в силах совладать с телом, чтобы нести его, лишившись всего, кроме ярости, которая ее держала. Третта воткнула штык-ружье в землю, навалившись на него, свесив голову и судорожно пытаясь вздохнуть.

Упавшая. Остановившаяся. Побежденная.

Сэл ждала. Ждала прилива желания вытащить сталь и добить Третту. Ждала, когда Третта найдет в себе силы встать и убить ее. Но поискав в сердце, она не нашла ничего. В разуме тоже…

Оно… того стоило.

С треснувшим костылем этих слов, Сэл снова зашагала. Сквозь снег. Сквозь ветер. Оставив Третту позади.

– Ты меня не убьешь.

Не вопрос. Не просьба. Голос Третты, сорванный, грозивший рассеяться по ветру, говорил правду, которую они обе знали. И глаз Третты, горящий яростью, отражал то же.

– Но я убью тебя, – сказала она Сэл. – Убью… просто подожди. Я сделаю все, что придется. Я соберу каждую каплю крови, которую ты пролила, каждую печаль, которую ты оставила после себя, каждую жизнь, которую ты разрушила. А затем… я обрушусь на тебя, Сэл Какофония, со всем, что у меня есть. Пока вся ты целиком не обратишься в прах и пепел, и тогда я развею тебя по ветру.

Она свесила голову, утомленная даже словами.

– Клянусь в этом. Революции. Великому Генералу. Тебе. Я клянусь, Сэл.

Не угроза. Не обещание. Третта сосредоточилась на правде, которую говорила, на великой ненависти, которую испытывала, на великой боли, которую несла. Прижала к груди, позволяя ей ярко гореть. Возможно, это скрасит ее последние минуты. Возможно, прогорит и потухнет, как многое другое.

Но не Сэл нести эту ненависть. Не ей гасить этот огонь. Она оставила Третту наедине с ними. В снегу. На ветру.

Оно того стоило.

Она ковыляла на словах, которые с каждым шагом становились все тише.

Она расслышала музыку в двух часах пути от Малогорки. Тихое потрескивание вокафона, нежная песня из оперы, название которой она не смогла вспомнить, кружилась на ветру. Слабая и уплывающая.

К тому времени, как Сэл убедила себя, что это не плод воображения, она начала двигаться по направлению к ней. Сквозь самый густой снег. Вверх по крутому склону. Пока ветер не улегся, а снег не перестал быть настолько глубоким.

Она уже знала, что это не Лиетт, и не Мерет, или кто-то из тех, кого она хотела видеть. Но она была уже слишком близко, чтобы повернуть назад. Сэл поднялась на вершину холма и обнаружила маленькую палатку, расположенную посреди лужайки, где снег был счищен теплом алхимического шара. Вокафон играл на тиковом столике, а рядом стояла бутылка вина и два бокала. В кресле сидел человек, и смотрел на все сверху. Около него стояло пустующее второе кресло.

К моменту, как Сэл осознала, что это Два-Одиноких-Старика, она уже сидела рядом с ним.

Он не повернул головы. Ничего не сказал, они вместе смотрели на раскинувшуюся внизу Долину Борруса. Он просто подхватил бутылку вина, налил ей, себе, предложил даме бокал.

Вместе они смотрели на огонь.

Отсюда было слишком далеко, чтобы услышать звуки. Ни взрывов падающих бомб, ни стрекота, ни криков битвы. Молчаливые и маленькие, словно уменьшенная копия, они наблюдали. Семь аэроблей бесшумно скользили над Долиной. Темные рыбины в сером море, отбрасывающие тени на землю.