Кейти Роуз Пул - И меркнет свет [litres]

Имя было ношей, горем и искуплением. Оно было любовью, радостью и добротой. Оно было злостью. Оно было яростью, успокоенной любовью. Оно было надеждой. Воскрешением и перерождением.

И бог ответил ей, окликая, пока их голоса не превратились в один и Беру больше не слышала его, больше не чувствовала его волю отдельно от своей.

Она пропела имя бога, и вселенная ответила.

Тьму пронзил свет.

Беру чувствовала, как дыхание наполняет легкие. Она встала на ноги и увидела под собой скалу, обожженную и ставшую ярко-белой в узоре многоконечной звезды. Она стояла в ее центре.

У ее ног на земле сидела Эфира, обхватив руками голову и защищаясь.

Беру протянула руку и коснулась ее плеча. Эфира вздрогнула, но потом убрала руки от головы и подняла взгляд на Беру. Ее глаза были полны слез.

– Беру?

– Это я, – подтвердила Беру. – Но и… не я.

– Бог. Он… его нет? – спросила Эфира.

Беру покачала головой:

– Он теперь часть меня.

– Что это значит?

– Что я больше не наврежу тебе. Не сделаю больно. – Она оглядела остальных, замерших на месте и взирающих на нее в ужасе и изумлении. – Никому из вас.

Ее взгляд нашел место, где лежало тело Гектора. Над ним сидели Хассан и Кхепри. Беру подошла к нему, заметив, что Хассан вздрогнул при ее приближении.

Она почувствовала натяжение смертного сердца в груди, почувствовала резкую боль утраты, даже понимая, что она – по крайней мере, ее часть – убила его. Но даже эта боль отличалась от той, которую она испытывала, будучи просто человеком. Она чувствовала, как его эша, священная энергия, которая принадлежала именно Гектору, растворяется в воздухе и возвращается в землю. Возвращается в нее. И на мгновение она увидела, что с ней станет: она обретет новую форму, станет новой жизнью.

Она повернулась к другим. Антон смотрел на нее, и на его бледном лице была написана усталость. Рядом с ним сидел Джуд, полный горя и надежды. Илья осторожно рассматривал Беру. Кхепри смотрела на нее с восхищением и некоторым страхом, но не без искры храбрости, которая всегда задерживалась в ее глазах, словно она готова бросить вызов миру, если понадобится. На лице же Хассана были написаны задумчивость и подозрение.

И наконец Эфира, смотревшая на Беру с любовью. Всегда с любовью.

– Я не та девушка, которую ты хотела спасти, – сказала она Эфире. А потом обратилась к остальным: – Но и не древний бог, которого вы хотели убить. Бог мертв. Как и девушка.

– Тогда что ты такое? – спросил Антон.

Она рассказала им правду.

– Не знаю. – Она больше не была смертной. Но ее смертное сердце продолжало биться. – Но можете быть уверены, я вам не наврежу. Не наврежу людям.

– И как мы можем в это верить? – спросил Хассан.

– Наверное, вам просто нужно поверить.

И она докажет, что заслужила эту веру.

Антон наблюдал, как яркий свет обволакивает Беру или то, что когда-то было ей. Он поднял руку, чтобы прикрыть глаза, и, когда свет погас, ее уже не было.

Долгое мгновение никто не говорил. Единственным звуком был шум моря, разбивавшегося о скалы, и ветра, шумящего в развалинах маяка.

– Мы ему верим? – спросил Хассан, нарушив молчание. – Ей? Что, если она просто завершит то, что начал бог?

Взгляд Антона метнулся к морю. Говорил голос Беру, а не бога. Если сказанное ею была правда, то бог мертв.

– Я верю ей, – твердо сказан Антон.

Эфира была необычайно тиха и просто смотрела на то место, где только что стояла Беру. Кхепри стояла ближе всего к ней и, сделав шаг вперед, нежно положила руку ей на плечо. Эфира вздрогнула от прикосновения.

Джуд тоже молчал. Он стоял на коленях в паре шагов от тела Гектора и неподвижно смотрел на него. Антон позволил другим голосам скользить мимо него и подошел к Джуду. Молча обнял его, Джуд откинул голову ему на плечо и зарыдал.

– Это должен был быть я, – прошептал Джуд. – Если бы я просто довел все до… – Его слова прервал влажный всхлип.

Антон ничего не сказал. Он не сомневался, что они поступили правильно. Что и Гектор в это верил. И позже, когда пыль уляжется и Гектор упокоится с миром, Антон так ему и скажет. Он выжжет эти слова на коже Джуда губами и руками.

Но пока что он просто обнимал его и не отпускал.

Джуд и Хассан подготовили тело Гектора. Они отрезали локон его волос и положили в реликварий с елеем. Джуд произнес слова благословения, и Хассан, Кхепри и Антон подожгли погребальный костер. Дым спиралью уходил к заходящему солнцу.

Когда от пламени остались только угольки, а небо потемнело, они пустились в путь. Сначала Хассан и Кхепри, пригласив всех вернуться во дворец и отдохнуть. Потом Илья и Эфира. И наконец остались только Джуд и Антон.

– Тебе нужно идти, – сказал Джуд Антону. – Ты выглядишь измученным.

– Я могу остаться с тобой, – тут же ответил он. – Я не против.

Джуд слабо улыбнулся ему, коснулся его щеки и поцеловал в лоб.

– Иди. Я хочу побыть один. Немного.

Антон прикусил губу, но взволнованно кивнул. Сердце болело. Но вместо того, чтобы отвернуться, он шагнул к костру и положил руку на обожженный кусок дерева, все еще теплый после костра.

– Я позабочусь о нем, обещаю, – произнес Антон.

И только тогда развернулся и пошел прочь по дороге во дворец.

На каждом повороте его встречали свидетельства разрушений, учиненных богом. Здания были раздавлены, их остатки перегораживали улицы. Небольшие костры дымились в разных частях города, а соседи вместе пытались их убрать. Некоторые жители толпились в разрушенных проходах, раненные и сбитые с толку, а незнакомые им люди старались отвести их в безопасное место.

Но в результате Антон видел только признаки тихой радости и стойкости. Люди выходили на улицы, говорили и даже смеялись, вместе пили вино и ели. Голоса соединились в песню, эхом отдававшуюся от крыш.

Эти звуки радости провели Антона сквозь разрушенные дворцовые ворота. Толпы людей высыпали из главного двора. Кто-то сидел на осыпающейся стене и запускал яркие, алхимические фонарики в темное небо. Из банкетного зала доносилась музыка, и Антон видел, что люди там танцуют и пьют. Тьма отступила. Мир снова ожил.

Он обошел банкетный зал и вошел через другой вход. Потом поднялся по лестнице и гулял по незнакомым коридорам, пока не нашел открытую спальню.

Только оказавшись внутри, он ощутил, как на самом деле устал. Он не спал всю предыдущую ночь, не желая пропустить ни секунды того, что считал последними часами рядом с Джудом. И процесс обращения к прошлому, разговор с другими пророками, встреча с богом забрали у него почти все силы.

Он свернулся калачиком на помятых простынях и, возможно, впервые в жизни тут же уснул без сновидений.