Илья Слобожанский - Зайтан-Бродяга. Тихий город

— Угу. — Кивнул и взял котелок. Руки болят, пальцы не разгибаются. Сделал маленький глоток. Горькое, вязкое варево сползло по горлу. Защипало и разошлось тёплой волной.

— Пряхи убили, мешали они им. — Пояснила девка. — Пряхи и меня хотели прибить. А как Вас учуяли, велели привести. Не могла я сопротивляться. Сильные они, в голову залезли. Вели меня, шептали.

— Это как? — Закурил Серёга, присел на могильный камень. — Где поймали?

— У ручья.

— Что за пряхи? — Спросил я.

— Хотела всё рассказать. — Глядит на меня как провинившийся ребёнок. — Не знала, как это сделать. А потом.

— Суп с котом. — Пошутил Серёга выдохнул в небо сизое облако табачного дыма. — Хорошая водичка в ручье, прозрачная. Сейчас бы туда. Напиться, искупаться.

— Ага. — Закивал Карлуха. — Тебе бы харю умыть. Рубаху сними.

— Зачем? — Серёга уставился на мелкого. Глядит через узкие прорези глаз.

— Как зачем? — Удивился Коротун. Подошёл к Серёге, присел напротив рассматривает. — Мутузили тебя умеючи. Как бы потроха не отбили? Пузо не болит?

— Ничего ему не отбили. — Сообщила Кхала. — Выйдем на луг, соберу травы. Подправим твоё лицо, будет лучше прежнего. — Подошла к Серёге, тот потянулся к ней рукой, чуть не сшиб Карлуху. Отступила и улыбнулась. Перевела на меня взгляд, смотрит. Отвернулся я. — Потерпи Серёжа. — Пропела девка. — Умою и залечу раны.

— А мне и не больно. — Соврал Серёга. — Разве что губы. Улыбаться не могу. Больно.

— Вот ты дурак. — Брякнул Карлуха, поскрёб шею и побрёл ко мне. — Ты это слыхал? Улыбаться он не может. Чему улыбаться-то?

— Живы и на том спасибо. — Ответил я и хлебнул из котелка. Растеклось варево по горлу, опустилось ниже и согрело нутро. Посмотрел на босые ноги, пошевелил пальцами. — Поймали говоришь? Когда, где?

— Вы шалаш строили. — Отошла Кхала от Серёги. Присела на плиту не глядит в мою сторону. — Тавро болотников выдало.

— Что за тавро? — Спросил и поставил котелок. Пальцы слушаются, горло больше не болит, голос вернулся мой, прежний.

— Вот. — Поднялась, встала ко мне боком, задрала балахон, показала часть попы и того что впереди. Смуглая кожа, стройные, длинные ноги. Совсем не кривые. Ровные они. Но вот зачем перед всеми оголяться? Хотел остановить, даже приподнялся, но поймал её взгляд и уселся на место. Смотрит не моргает, точно подталкивает. Давай Бродяга, одёрни мне юбку, покажи кто я тебе?

— Красивые ноги. — Заговорил Серёга, таращится на крутое бедро, рот раскрыл. Ещё немного и слюни потекут.

— Нет там ничего. — Карлуха скривился, поглядел с прищуром. — Нога как нога. Как по мне, уж больно тощая.

— Много ты понимаешь. — Серёга запустил в Коротуна камешком и не попал.

— Сейчас увидите. — Сорвала пучок травы, приложила к ноге, потёрла. Ничего особенного не произошло, разве что трава приклеилась, а потом вся и одновременно отвалилась. Кхала провела ладонью точно стряхнула что-то. Тут-то и проявились причудливые завитушки чёрного цвета. Много их, от лодыжки до бедра и, наверное, выше, под балахоном не видно.

— Ни фига себе татуха. — Поперхнувшись дымом, прохрипел Рафат.

— Красиво. — Похвалил Серёга. Глядит на ногу гад, глазеет без стеснения. Может мне и показалось, но глаза у него открылись полностью.

— Хватит. — Прошипел я. — Прикройся.

— Ага. — Поддержал мелкий. — Спрячь кости.

— Арабская вязь. — Поведал Рафат. — Я такое уже видел. Может не совсем такое, но очень похожее.

— Это руны — Пояснила Кхала. — Они указывают кто я. Не спрячусь в тени. Болотники и пряхи распознают, почуют издали.

— Болотники? — Полез в карман, вспомнил про жёлтую железку.

— Утерял что-то? — Внимательно наблюдая, как я неуклюже роюсь в карманах, спросил Карлуха.

— Ага, утерял. Была у меня одна штука жёлтенькая. — Посмотрел на Рафата, тот развёл руками и принялся вытаскивать из своих штанов мой брючный ремень.

— Это те, что жили в доме. — Объявил бородатый и вернул ремень. — Они стырили.

— Кто они? — Спросил грубо, не верю я Рафату. Растираю запястья, следы от верёвок посинели. — Ты стащил, больше некому.

— Не брал. Мамой клянусь. — Встал Рафат поднял руки и говорит. — Не веришь, обыщи.

— Хорошая клятва. — Лыбится Карлуха, достал свой нож, поигрывает им и говорит. — Надо бы запомнить. — Подошёл к Рафату, поглядел на него и спрашивает. — А у тебя мама есть?

— Конечно есть. — Отступил Рафат за могильный камень, руками за него держится. Ногти давно не стрижены, грязные. — И мама, и папа. Четыре брата, две сестры. Бабушка по маме, дедушка по ней же. У нас большая семья.

— Это я уже понял. — Скорчил Карлуха кислую рожицу и убрал нож. — Не клянись больше мамой. Неправильно это.

— Хорошо. — Тут же согласился Рафат. — Не буду.

— Крукли могли стащить. — Поведал Карлуха и прикрикнул. — Не лындайся по могилам. Сядь.

— Как скажешь. — Ответил Рафат и поспешил к костру. — Крукли? — От такой новости меня передёрнуло.

— Ага. — Закивал Карлуха. — Они самые. Это они Сюнделю сюнделей наваляли. — Улыбается Коротун своей шутке, глядит на Серёгу, а тот рожу воротит. — И чего это нелюди сюда забрались? Они если и промышляют, то вблизи поселений. А здесь им что? — Выпучил Карлуха глаза развёл руками, окинул взглядом могильные склепы. — Какой дурень в такую глушь заберётся?

— Мы же забрались. Почему другие не могут? — Брякнул Серёга. — Дураки всегда отыщутся. Ты лучше расскажи, что оно такое, крукли? С чем их едят?

— Вот ты Серёга дурень. — Хохотнул мелкий. — Не их, они едят. Ловят людей и едят.

— Людоеды? — Прохрипел Рафат и рванул за куст.

— Чего это с ним? — Забеспокоился Карлуха. — Блюёт ни с того ни сего. Может хворый? Как бы и нам не захворать. — Втянул Коротун носом воздух, принюхался. Попахивает мертвечиной, но не сильно. Побитые пухты валяются неподалёку, ветерок дует в их сторону.

— Человечину ел вот и стошнило. — Пояснил я. — Доедал за круклями.

— Вон оно что. — Выдохнул мелкий и вытащил нож. — Людоед значит.

— Спрячь! — Прикрикнул и пригрозил кулаком. — Вот я тебе.

— Мне-то за что? — Выпучил Карлуха глаза. — Я людей не ем. — Скосил Коротун взгляд на кусты. Рафат стоит на карачках, только один зад и виден. — Разок попробуешь человечины и всё. Уже не остановишься.

— Не знал он.

— Ну, если не знал. Пусть живёт. — Согласился мелкий, перебросил нож с руки в руку, и сунул за пояс. — Наши вояки круклей за Протухший ров загнали. Лет пять тому, одного в Бочку притащили. Двух прибили, а этого живым поймали. Раненного в лесу отловили. Здоровенный такой, морда как две моих и ручищи огромные, висят ниже колен. Поговаривали, крукли троих вольных сожрали и двух торгашей из Низины. Долго вояки за ними охотились, изловили сволоту. На костре сожгли гада, за воротами живьём спалили.