Сьюзан Деннард - Потому что ты любишь ненавидеть меня: 13 злодейских сказок [антология]

– Ты столь же умна и любопытна... – начал он, – сколь и красива.

Дыхание Мэй Фэн остановилось.

Она знала, что должна бежать, но пребывала в тяжелом горячем трансе – зачарована теплом, что излучает его рука, прижатая к ее коже.

– Что ты здесь делаешь?

Он не отвечал некоторое время, сосредоточившись на ее ладошке, рисуя на ней круги большим пальцем и проводя указательным до запястья и обратно, пока она не начала дрожать, опьяненная клубком незнакомых чувств, что набросились на нее разом.

– Я пришел, – сказал наконец Хай Цин, – когда услышал, что ты самая красивая девушка в провинции Ай Нин.

Его пальцы пробежали до локтя.

– Слухи ничуть не преувеличивали.

Девушка должна была вырвать руку, закричать, призывая на помощь, но она чувствовала себя удивительно покорной; все ее внимание, все бытие целиком оказалось сосредоточено там, где Хай Цин прикасался к ее коже.

– Ооо... – простонала Мэй Фен, глядя, как его рука ласкает изгиб ее локтя: изящная рука, почти совершенная, сильная, но с маникюром.

Рука благородного воина? Или известного ученого?

Хай Цин слегка встряхнул девушку, и она вздрогнула, обнаружив, что они сидят рядом. Он взял ее лицо в ладони, и пальцы его начали поглаживать ее затылок, нежно, но настойчиво.

Голова Мэй Фэн откинулась, глаза закрылись, разум в один миг оказался пустым, словно некто унес все мыс ли. Ничего не существовало, кроме прикосновений Хай Цина. Его губы скользнули по мочке ее уха, девушка ощутила его дыхание, теплое и сладкое, и она задрожала от удовольствия.

Неожиданно все вокруг изменилось, и он отпрянул от Мэй Фен, разрывая объятия. Она ощутила, что ее ограбили, лишили его прикосновений, и тут звуки обычного мира обрушились лавиной.

– Мэй Фен! – звала матушка. – Где ты?

Деревянные подошвы госпожи Чжи постукивали по вымощенной камнями дорожке.

– Нас прервали, – проговорил Хай Цин. – Досадно.

Он поднял ее руку и скользнул губами по тыльной стороне ладони, и опять все стало как надо, его гибкий рот прижался к ее плоти.

– В следующий раз продолжим, – сказал он, поднимаясь.

И сошел по ступеням павильона точно в тот момент, когда госпожа Чжи появилась из-за поворота.

Рот Мэй Фэн пересох, сердце заколотилось в груди обезумевшей птицей в клетке, дыхание стало частым и неглубоким. Матушка сейчас закричит, позовет сторожей, что охраняют поместье, те прибегут с топотом.

Но госпожа Чжи ничего не сказала, хотя она и Хай Цин оказались на одной и той же дорожке. Мэй Фэн поклялась бы, что увидела, как рукав его синего халата задел руку ее матери, но та даже не посмотрела в его сторону, будто не увидела, будто его вовсе для нее не существовало.

Закрыв глаза, Мэй Фэн не знала, что за чувство в ней сильнее в этот момент – облегчение или страх.

– Дочь, – объявила ее мать. – Почему ты здесь прячешься? Настало время обеда!

Лишь три дня прошло, и Хай Цин появился снова, на этот раз в спальне Мэй Фен.

Девушка провела эти дни наполовину в дымке, размышляя, не привиделось ли ей все пережитое в саду, не начала ли она по какой-то причине сходить с ума? Мысли стали аморфными, медленными и туманными, зато плоть ожила, налилась нежностью и чувствительностью.

Мэй Фэн проходила все ежедневные ритуалы, сидела неподвижно, пока Ручеек расчесывала и укладывала ее волосы, растягивалась на прохладных шелковых простынях, словно в трансе. Ее тело покалывало, щекотка предвкушения танцевала на коже, желавшей ощутить то же самое прикосновение.

Страх и осторожность прятались в одном из темных уголков ее разума, немые и закованные в клетку. Мэй Фэн понимала, что Хай Цин, этот необычный, обольстительный мужчина, таит угрозу. Но это была отдаленная забота. Проблема, которую она, по всей видимости, решить не сможет.

Так что лучше не думать о ней вовсе.

Она лежала в кровати, волосы разбросаны, точно веер, по парчовой подушке, когда вновь ощутила его присутствие. Силуэт Хай Цина появился на фоне одной из занавесей, что окружали кровать, лег на невесомую ткань.

Он излучал силу... и желание. Его страсть была почти материальна.

И она тисками ухватила сердце Мэй Фен, сжала ее горло.

Девушка попыталась отпрянуть, укрыться от него, но осталась лежать на матрасе неподвижная, словно камень. Хай Цин вновь использовал свои чары, лишил ее возможности двигаться... у нее не было шанса убежать или спрятаться.

Он скользнул под шелковое покрывало словно шепот, пальцы переплелись с ее волосами с мягким вздохом. Только мужу позволено видеть распущенные женские косы, только супруг имеет привилегию их касаться. Он прижался к Мэй Фен, забормотал в ухо, обещая счастливое замужество и красивых детей, обещая небесное наслаждение на земле.

Пальцы и губы его бродили по ее шее, по животу, скользили по напрягшейся груди. Девушка задохнулась от удовольствия, хотя страх на задворках ее разума восстал, криком предупреждая об опасности.

– Ты столь же сладка на вкус, как и на вид, красавица, – пробормотал Хай Цин в ее волосы.

«Одно из величайших сокровищ, что есть у тебя, дочь, – это красота», – говорила Мэй Фэн госпожа Чжи раз за разом.

– Наши отпрыски будут ошеломительно прекрасны, – сказал он, а затем поцеловал ее так жестко и глубоко, что она почти задохнулась.

Мэй Фэн ощущала его возбуждение, она помнила все схематические рисунки из Книги Созидания, которые матушка заставляла ее просматривать бесчисленное количество раз. Девушка хотела, чтобы руки ее задвигались, чтобы она смогла оттолкнуть его от себя, но тело предавало ее.

Дверь скользнула в сторону, и голос Орхидеи разбил давящее молчание, что окутывало спальню. Не осталось других звуков, кроме игривых реплик Хай Цина, что проникали в паузы между поцелуями и заглушались ревом ее собственной крови в ушах.

– Хозяйка? – весело позвала служанка. – Я пришла, чтобы погасить лампы.

Вспыхнул свет, скользящие шаги направились через приемную комнату к спальне.

Хай Цин исчез мгновенно и без следа, будто его не существовало вовсе.

Единственным признаком того, что он все же приходил, остался лишь угасающий лихорадочный жар на коже там, где он ее касался, и привкус соли в воздухе, дуновение моря.

«Твоя девственность – сокровище более ценное, чем красота, – не уставала повторять госпожа Джи. – Император ожидает, что его невеста явится к нему нетронутой. Чистой. Не испорти все ради того, чтобы побарахтаться с каким-нибудь глупым парнем».

«Слава богине за то, что Орхидея зашла именно в этот момент! – подумала Мэй Фен, притворяясь спящей. – Пока все не зашло слишком уж далеко».

Она натянула покрывало на грудь трясущимися руками, радуясь, что снова в состоянии управлять телом, и не позволила себе расплакаться до того момента, пока служанка не покинула спальню, оставив хозяйку в темноте.