Сьюзан Деннард - Потому что ты любишь ненавидеть меня: 13 злодейских сказок [антология]

И не было для нее безопасного места.

Мэй Фэн знала, что если она будет постоянно держать при себе служанок, то их легко отвлечь с помощью магии. Понимала, что если запрется в спальне, или даже в каменном подвале под главной кухней поместья, Хай Цин все равно отыщет ее там. Догадок по

поводу того, с кем девушка имеет дело, не возникало в ее разуме, там тлела лишь мысль о том, что противостоит она не обычному человеку.

Воскуряя ладан каждое утро, Мэй Фэн возносила молитвы Богине Чистоты, просила ее о даровании силы и безопасности. Богиня была известна как девственница и олицетворяла женскую мудрость и всеобщий мир. Девушки часто искали ее помощи в делах сердечных и устройстве брака, и обращались за защитой.

Мэй Фэн упрашивала, чтобы ей был явлен способ противостоять Хай Цину, который – она не сомневалась – принадлежал к роду демонов или иных монстров, умеющих накладывать на себя личину прекрасных молодых людей.

И она не говорила никому о своих трудностях.

Прошло четыре дня после того, как Хай Цин наведался к ней в спальню, когда возбуждения Орхидея ворвалась в главный зал, где Мэй Фэн пила чай в компании матушки. Ручеек примчалась следом за подругой, и лицо у нее оказалось такое же, веселое, радостное.

– Госпожа Джи! Госпожа Джи! – воскликнула Ручеек, переводя дыхание. – Письмо! Императорское послание прямо из дворца!

И она показала футляр из золота, украшенный гравировкой в виде зеленого дракона с пятью когтями на каждой лапе – символ, который может использовать только Сын Неба.

Госпожа Чжи вскочила, едва не уронив стул, выхватила трубку из руки служанки.

Орхидея и Ручеек отступили, но из зала не вышли.

Мать открыла футляр, вытащила из него свернутое послание, и Мэй Фэн увидела темные росчерки каллиграфии на рисовой бумаге и глубокий алый оттиск императорской печати, поставленной в нескольких местах. Госпожа Чжи прочитала послание один раз, потом второй, медленно, тщательно, а затем подняла сияющие глаза и сказала:

– Дорогая дочь. Ты обрела высокую честь быть принятой в семью императора. Стать супругой Сына Неба, боги и богини улыбнулись с небес в сторону нашей семьи.

Матушка подошла к Мэй Фен, шаркая по каменному полу, и стиснула дочь в объятиях, а служанки дружно спрятали лица в ладонях и заплакали от счастья. Новой императорской супруге понадобится ее собственная прислуга во дворце, так что указ резко изменил и их судьбы тоже.

Госпожа Чжи отпустила дочь и погладила по щеке.

Мэй Фэн отпрянула, вспомнив недозволенные прикосновения Хай Цина, вызывавшие желание в теле и пробуждавшие страх в душе.

Но мать не обратила на это внимания.

– Императорский посланец прибудет через три дня, чтобы сопроводить тебя в столицу, – проговорила она, затем повернулась к служанкам, и жестом изящной руки отослала их. – Так что не стойте тут, мяукая, точно кошки! Нужно все приготовить!

Девушки кинулись прочь, болтая на ходу, слова одной и другой мешались друг с другом. Мать же зашагала в другую сторону, забыв о дочери, помня лишь о той сотне задач, которые нужно решить до того, как настанет время для этой самой дочери покинуть родной дом.

Обхватившая себя руками Мэй Фэн осталась в одиночестве посреди пустого главного зала.

Поместье семьи Чжи было погружено в хаос все последующие дни, до самого прибытия гонца от императора.

Мэй Фэн летела на волне этой бешеной активности, словно цветок, брошенный в реку и несомый сильным течением. Ее водили от места к месту, и ей оставалось только кивать в молчаливой покорности, пока ее мать устраивала дела так, чтобы все оказалось завершено к моменту отъезда.

Все шло так быстро и лихорадочно, что у Мэй Фэн не нашлось времени посидеть в одиночестве или побыть с родителями, не говоря уже о том, чтобы попрощаться с ними. Когда прибыл императорский посланец, что путешествовал в огромном экипаже, запряженном шестью великолепными черными лошадьми, в сопровождении процессии гвардейцев под малиновым знаменем Сына Неба, у нее нашлось мгновение лишь на то, чтобы быстро, удерживая жалящие слезы, обняться с матерью и отцом.

Она не хотела уезжать.

– Мы так гордимся тобой, дочь, – сказал отец, широко и радостно улыбаясь из недр густой бороды.

Госпожа Чжи сжала пальцы Мэй Фен.

– Свет твоей удачи падает на всю нашу семью! – воскликнула она. – Пиши нам. Приезжай, когда сможешь.

Супруге позволено навещать родителей один раз в год – если император позволит, конечно.

– Да, отец, – прошептала она. – Да, мать. Обязательно.

А затем посланец Сына Неба проводил ее в императорский экипаж, Орхидее и Ручейку помогли забраться в повозку, набитую сундуками, которые служанки уложили для Мэй Фен. После того, как был зачитан официальный декрет и прозвучали трубы, тяжелые занавески на окнах оказались задернуты, и процессия отправилась в путь.

Мэй Фэн не имела возможности даже выглянуть из-за тяжелой парчи, чтобы последний раз посмотреть на родителей или на родной дом до того момента, как все, что она знала до сих пор, исчезнет из виду.

Они ехали без спешки, направляясь в столицу, и ночевали на постоялых дворах, откуда ради императорского конвоя удаляли других постояльцев. С Мэй Фэн обходились хорошо, всякий раз кормили самыми изысканными деликатесами, но она все равно ела мало. Она скучала по компании служанок, но вынуждена была оставаться в одиночестве в своем экипаже, словно нечто особенное и ценное вроде заключенной в клетку редкой птицы.

Для развлечения Мэй Фэн удалось проковырять в занавесях небольшую дырку, чтобы наблюдать за тем, что творится снаружи.

Они ехали через березовый лес, меж серебристых стволов и зарослей диких цветов на обочинах, когда экипаж резко встал, бросив девушку вперед, на обитую плюшем, заваленную подушками скамью. Мэй Фэн ухватилась за нее, чтобы не удариться.

Мужчины из охраны принялись кричать друг на друга, голоса их звучали приглушенно. Подобравшись к дверце, девушка приникла глазом к дырке в занавеске, только не увидела ничего, кроме поля из золотистой травы, окруженного круглыми холмами.

Императорские гвардейцы продолжали спорить где- то снаружи: нечто преградило им путь, и они решали, что делать.

А затем, в один миг, их грубые голоса затихли, исчезли, точно так же, как и негромкий шелест травы под ветром и отдаленное пение птиц.

Мэй Фэн осталась в полном, ужасающем безмолвии.

И она знала, что это означает.

Занавесь из толстой парчи оказалась сорвана с колец одним движением, и солнечный свет проник внутрь экипажа, острый, бьющий по глазам. Она отвернулась от этой беспощадной яркости, и тут дверь с хрустом открылась, едва не вырванная из петель. Темная фигура заполнила проем, закрывая лучи светила, и грудь Мэй Фэн стиснуло от страха.