Тим Скоренко - Стекло [litres]

– Вводим?

– Да, – ответил Проводник.

Брат ничего не сказал.

Фил начал аккуратно вдавливать поршень, вводя адреналин в ёмкость капельницы. Внешне ничего не изменилось – Брат продолжал лежать и мелко-мелко дышать. Мы напряжённо ожидали. Затем он дёрнулся – это походило на спазм больного столбняком, резкое сокращение мышц спины и шеи. Потом дёрнулся ещё, и ещё, начал хрипеть, шевелить губами, вращать глазами.

– Держите! – сказал Проводник.

Фил и Брат схватили руки больного, Баба в одиночку удерживал ноги.

Спазмы продолжались около минуты, затем тело Брата расслабилось, обмякло, глаза закрылись.

– Что теперь? – спросил Фил.

Брат поднёс ухо ко рту лежащего и некоторое время сидел так, согнувшись в три погибели. Потом поднял глаза на Проводника и сказал:

– Ты знал.

Проводник ничего не ответил. Он сидел в своей обычной позе флегматичного рассказчика и, чуть наклонив голову, смотрел на Брата.

– Ты знал!

Брат даже не вскочил – он бросился на проводника из сидячего положения, прямо через лежащее тело. Проводник не сопротивлялся, Брат легко опрокинул его на спину и стал душить. Баба с Филом рванулись за Братом, оттянули его. Баба заломил руки Брата, уложил его на пол и сел сверху. Мне показалось, что кости Брата треснули.

Проводник поднялся, отряхнулся.

– Самое важное для нас, – сказал он. – Дойти.

– Для тебя, – прохрипел Брат. – Для тебя.

– Для нас. Мы не смогли бы тащить его на себе. А если бы даже и смогли, он прожил бы на несколько дней больше. Погиб бы на пути туда или обратно.

– Нет!

Баба прижал голову Брата к полу, чтобы тот не мог говорить.

– Нам нечем кормить человека в бессознательном состоянии. Мы не можем нести его. И мы не можем ждать.

Все молчали. Проводник ни к чему не призывал, ничего не объяснял, он явно ждал, пока инициативу проявит кто-нибудь другой. Баба чуть ослабил хватку. Брат прохрипел:

– Вы все знали.

Никто не ответил.

– Как его звали? – спросил Шимон.

– Аффи, – ответил Проводник. – Его звали Аффи. А его, – он кивнул на живого Брата, – зовут Фред. Они были актёрами кочевого театра, ездили от Джерры на юг до самого побережья – и обратно. У них была роль с одинаковым текстом. Два бравых парня появляются в ключевых точках сюжета с двух сторон и всё решают. Один блондин, другой брюнет. Не в одном спектакле, в нескольких. Злого царя свергали, мячик из колодца для девочки доставали, неверному мужу помогали скрыться от жены – всё по законам классического фарса. И так хорошо научились играть в паре, что ушли из театра и давали сольные представления. Самый известный трюк назывался «зеркало». Аффи стоял напротив Фреда, публика тихонько, с помощью записок, передавала Фреду, что делать, а Аффи синхронно повторял это за зеркальной рамой, считывая сигналы партнёра.

– И наоборот, – хрипло сказал Фред, которого уже не прижимали к полу.

– И наоборот. – Проводник помолчал. – А потом Аффи умер.

Повисла пауза. Кажется, никто не знал, как это понимать. Говорил ли Проводник о том, что Аффи умер несколько минут назад, или всё-таки речь шла о какой-то тайне, о смерти подлинного Аффи ещё до путешествия.

– Кто его убил, Фред? – спросил Проводник.

– Я, – ответил Фред.

– Да, – продолжил Проводник. – Его убил Фред. Случайно.

– Не случайно, – перебил Фред.

– Тогда говори сам.

Баба окончательно слез с Фреда, и тот сел, разминая затекшие чресла.

– Я любил его, – сказал он. – Я его любил, понимаете? Вы же тут все пустые. Вы никогда никого не любили. Один труп сестры на свалку выкинул, другой женщину в подвале оставил. Вы трусы, твари ссыкливые. Вы ни в чём не виноваты, потому что ничего не делали. Тогда, когда нужно было что-то сделать. Вы жалеете о том, чего у вас никогда не было. И ты тоже. – Он повернулся к Проводнику. – Ты-то что? Почему за тобой идут? Почему я за тобой пошёл? Почему он?

Он кивнул на мёртвого Аффи.

Проводник сидел неподвижно, на лице его была полуулыбка, такое доброе снисходительное выражение, которое обычно возникает при разговоре с непослушным ребёнком.

– Ты же и её не любил. Тебе она просто нужна была, чтобы дойти. А потом ты её оставил. Тёлка дойти не может. Чушь придумал какую-то, чтобы избавиться. Она всё сделала, да? – Фред постепенно входил в раж. – Правильно всё сделала? Поставила время раком? Дорогу расчистила? И где она теперь? Что с ней, ну, скажи?

Он даже порывался встать, но придавленная Бабой нога подвернулась, и он снова сел.

– Она мертва, – сказал Проводник.

Повисшая после этой фразы тишина показалась мне давящей, будто на палатку сверху рухнула гора и только тонкие дуги удерживают её, не позволяя упасть на наши головы.

– Как? – спросил Шимон.

Проводник перевёл на него взгляд.

– Её убил Ка.

– И ты… ты позволил?

– Да.

Ещё одна пауза. Воздух в паузах сгущался, становясь желеобразным. Мне было тяжело дышать.

Проводник был, как всегда, хладнокровен. Он снова повернулся к Фреду.

– Ты обещал рассказать свою историю, – сказал он.

– Почему? – спросил Фред. – Почему я должен рассказывать свою историю, если я не знаю твоей?

– Я расскажу её последним. А сейчас ты.

Проводник умел переключать внимание. Казалось бы, он ничего не делал, просто говорил, как обычно, тихим, вкрадчивым голосом, с едва заметными нотками иронии, но мы всё равно повернулись к Фреду в ожидании продолжения истории Аффи. Алярин, которую все мы знали, с которой общались каждый день и в которую были в какой-то мере влюблены, отодвинулась на второй план.

– А что продолжать, – сказал Фред. – Мы просто поссорились. Так бывает. Напились как свиньи и поссорились. И он ударил меня, точнее, попытался. В лицо. Но промазал. А я в ответ ударил его бутылкой – и попал. И он умер. Упал на пол, и всё, ничего больше. Что вы смотрите так. Не этого, – он показал на Аффи. – Другого. Тот был настоящий.

– А потом?

– А потом я ночью отнёс тело к реке, недалеко она была. И сбросил туда, пусть унесёт. Даже камня не привязал. А это… Это тоже Аффи. Мне же надо было как-то продолжать представления. Ну и я дал объявление. Нужен был блондин примерно роста Аффи, актёр. Нашёлся такой – вон он. Отрепетировали всё. Снова начали выступать. Сказали, что два месяца паузы было, отпуск. Они похожи были, Аффи. Народ-то и не заметил, тем более в гриме. Работали много, тоже стали друг друга с полуслова понимать.

– И тоже стали любовниками?

Фред скривился.

– Любовниками. Нет. Ему нравились женщины. Да и мне он был безразличен. Мы просто работали. Всё время в образе. Если на публике, то всегда синхрон. Мы не должны были появляться по одному, такая игра. А любовниками – нет.

– А когда ты вернёшься, Фред, – сказал Проводник, – ты найдёшь нового Аффи?