Андреа Стюарт - Дочь костяных осколков [litres]

– Нет, я была одна.

Отец нахмурился:

– Четыре ящика с орехами были украдены с фермы как раз в тот день, когда ты была там. Больше ничего особенного не случилось. Надзиратель пусть неохотно, но рассказал мне, что ты увела его с другими надзирателями в лес, где на тебя якобы напали бандиты. Никаких бандитов на самом деле не было. И что теперь прикажешь мне думать?

– Ты обвиняешь меня в краже орехов? – Изобразить удивление было просто. – Зачем мне это?

– Не знаю. – Отец сказал это таким тоном, что Фалу поняла: он действительно считает ее виновной в краже. – Пока я ни в чем не разобрался. Я слишком долго позволял тебе ходить куда вздумается, навещать мать в городе, учиться фехтовать на мечах… А теперь ты решила наведаться на ферму. Фалу, ты пока еще не губернатор.

Она не смогла сдержаться и рассмеялась. Возможно, если бы она продолжала изображать недоумение, все закончилось бы иначе. Но она рассмеялась.

– Отец, ты ничего такого не делал. И ты все еще губернатор.

Отец кивнул стражникам:

– Подумай обо всем, милая. Но только не здесь.

И вот теперь Фалу сидела в подземельях дворца, ее камера была как раз слева от винного погреба. Она изнывала от тоски и злилась на себя. Почему злилась на себя, сама не понимала. Из-за того, что связалась с повстанцами и увлеклась планом Ранами? Или из-за того, что дала себя поймать? Или потому, что она остается собой и просто не может стать другой? Ей стало интересно, узнала ли о случившемся мать. Если узнала, то наверняка чертовски разозлилась на отца. Но после развода она стала обычной горожанкой низкого происхождения и вряд ли могла что-то со всем этим поделать.

За стенами камеры послышались шаги. Окон в камере не имелось, только тусклая лампа висела возле двери, так что определить время суток было невозможно. Время завтрака? Или обеда? Впрочем, какая разница.

Дверь открыл Титус. В руке он держал большую дымящуюся миску с едой.

Фалу села и решила угадать:

– Завтрак?

– Обед.

Титус посмотрел на щель внизу решетки за дверью, потом вздохнул и отцепил от пояса связку с ключами. Открыл камеру и передал Фалу миску.

Обильно присыпанный зеленью суп с лапшой и моллюсками. Аромат навеял воспоминания из детства, как она с матерью пила бульон, а в это время дождь барабанил по крыше. Фалу уже успела забыть, каким бывает влажный сезон.

– Это что? – Фалу поморщилась. – Суп без имбиря?

Титус коротко рассмеялся, но сразу помрачнел. Атмосфера в подземелье была гнетущей. Титус вышел из камеры и запер за собой решетку, а Фалу все это время вглядывалась в его лицо.

Нет, дело тут не в холоде и не в сырости. Пол под решеткой был весь в длинных царапинах, как будто здесь много раз двигали миски туда и обратно.

– Я не первая узница, за которой ты приглядываешь. Были и другие, так?

– Не первая, но условия, в которых тебя содержат… другие о таком и не мечтали… – Титус осекся и тряхнул головой. – Забудь. Ты – наследница, имеешь право.

Запах супа стал не таким аппетитным. Конечно, условия в камере были не столь жуткими, как опасалась Ранами, но это именно потому, что в камеру посадили не Ранами.

Фалу огляделась и заметила детали, на которые до этого не обращала внимания. На полу – слой свежей соломы, простыни гладкие, и на койку как будто специально постелили одеяло потолще. У Фалу возникло странное ощущение, как будто она снова оказалась в том большом фермерском доме, где кровати стояли в два яруса и пахло потом живущих в немыслимой тесноте людей. По сравнению с тем домом условия в камере были просто роскошными. Всегда, у нее всегда было все лучшее. Даже когда она родилась. Ее мать была простолюдинкой, но, как бы яростно Фалу ни цеплялась за это обстоятельство, она все равно была рождена аристократкой. Ее спарринги на мечах, отношения с Ранами, увеселительные прогулки в город… Она обманывала себя, когда думала, что не такая, как отец.

И вот ее обвинили в воровстве, она сидит в камере на тонких льняных простынях, и ей принесли суп из дворцовой кухни. Она словно играет роль узницы в каком-то представлении. Но разве не так? Что с ней может сделать отец? Со своей единственной наследницей? Все это устроили только для того, чтобы напугать ее, чтобы укротить, преподать ей урок. Когда отец решит, что она достаточно времени провела в темнице, он вернет ее обратно и скажет, чтобы она впредь такого себе не позволяла.

Титус повернулся к двери.

– Подожди! – окликнула его Фалу и поставила миску на пол.

Она была узницей, но он ей подчинился.

– Расскажи мне о других, о тех, за кем ты тут присматривал до меня. Кем они были?

Нет, вопрос задан неправильно. Они ведь не по собственной воле сидели в этой камере. Пока Титус не начал отвечать, Фалу попробовала спросить снова:

– Что с ними сделал мой отец?

– Большинство пыталось что-то у него украсть. Как ты. – Титус прислонился к стене рядом с решеткой и вздохнул. – Ты уверена, что хочешь об этом знать?

– Прошу, расскажи.

И он рассказал Фалу об истощенных мужчинах и женщинах, которые содержались в камерах в подземелье дворца. Эти люди считали, что правление губернатора основано на несправедливости, и хотели добиться хоть какой-то справедливости для себя и своих родных. Естественно, никаких льняных простыней им не выдавали, у них и коек-то не было. Они спали на соломе, и выдавали им по горсточке старого, засохшего риса. Что они ели, не так уж и важно: если их семьи не могли возместить ущерб, их просто вешали. Титус помогал по ночам сбрасывать тела в канаву в лесу. По ночам, чтобы не помешать отдыху гостей губернатора.

– И часто такое случалось? – спросила Фалу.

Снаружи, наверное, опять начался дождь, потому что с потолка у нее за спиной мерно закапала вода.

– Достаточно часто. Считаные единицы могли расплатиться с губернатором. Вообще-то, бедность и подтолкнула их на воровство.

Фалу заерзала на койке. От миски с супом еще поднимался пар. Казалось, пройдет вечность, а ее еда так и будет теплой.

– Ты не согласен с тем, как правит островом мой отец, но продолжаешь выполнять его приказы.

– Я совсем не горжусь собой, – сказал Титус; Фалу еще никогда не видела, чтобы у него было такое напряженное лицо. – Но у меня тоже есть семья. Если я откажусь выполнять свою работу, они пострадают. Мой отец был фермером, выращивал и собирал орехи каро, я дал себе слово, что не пойду по его пути. Я много работал и стал дворцовым стражником. У таких, как мы, выбор невелик. Да, иногда торговцы или ремесленники, у которых нет детей, усыновляют чужих, чтобы кто-то продолжил их дело. Но такой шанс редко выпадает, и я решил, что стать стражником – более надежный путь.

Фалу была поражена: она и не знала, кем был отец Титуса, она вообще ничего не знала о его семье. Как ни пыталась хоть что-то припомнить, оказалось, что во время их тренировок Титус, а не она задавал вопросы. Он интересовался, как у нее дела, за какой женщиной она решила приударить и помирились ли они после очередной ссоры с Ранами. А ей не приходило в голову в ответ поинтересоваться его жизнью.