Виктория Козлова - Последний костер [litres]

– Как же так, Янар? Как же так…

Жрец лишь обнял девушку, не представляя, чем ее утешить. Сам он пребывал в постоянном, непрекращающемся ужасе, с трудом понимая, что происходит. Он долго, истерично смеялся, вспомнив, как избежал участи быть сожженным «Сынами грозы», а теперь, спустя всего лишь несколько недель его ждет та же самая участь, и даже по тем же самым причинам. Янар боялся. Боялся, до трясущихся поджилок, до дрожащих коленей. Он боялся смерти, боялся небытия, боялся боли… Он не мог решиться, несмотря на то, что дал свое формальное согласие. Да и как может человек решиться на такое? Добровольно пойти на смерть, пусть даже зная, что это может спасти жизни. Янар никогда не скрывал от самого себя, что он трус, но за последние месяцы он так устал бояться…. Он научился говорить «нет», научился следовать за голосом своей совести, и все это привело его к тому, что теперь он должен решиться на самую большую, самую страшную жертву, которую может принести человек. И никто не спрашивал, готов ли он на это.

– После слов Плодородия, мне открылось многое и многое, дорогая Вигдис, – задумчиво сказал скальд, когда они остановились на вторую ночевку.

Каару и Мэрген сидели на другой стороне костра, о чем-то тихо беседуя, а Ивон и Янар отошли прогуляться.

– Что ты узнал? – спросила воительница.

– Ритуалы, их описания. Смысл некоторых писем и примечания на полях. Все теперь предстает в другом свете, все, что мы нашли. Древние считали, что бога огня невозможно возродить. Похоже, они даже пытались это сделать, и не получилось.

– Так значит, все это бессмысленно? Зачем мы тогда идем туда?

– Нет, ты не так поняла, душа моя. Судя по тому, что я узнал, нельзя возродить того самого бога огня. Это не будет тот Анвар, которого знала Ниневия, это будет кто-то новый. Все-таки, это было «перерождение».

– О чем ты?

– Да так, слово многозначное встретилось.

– Нам следует рассказать об этом остальным, – Вигдис попыталась встать, однако Мальфри удержал жену.

– Не стоит, любимая. Это лишь повлияет на решимость Янара. Бедному парню и так трудно отважиться, до оно и понятно, кому было бы не трудно. Я верю, я всей душой своей верю, что эта затея увенчается успехом, и мы сможем обрести нового Первенца Стихии. Анвар умрет. Янар умрет. И из их смертей родиться новый бог. Тезис, антитезис – синтез.

– Ты говоришь загадками.

– Это слова древних, – улыбнулся скальд. – Философия, которой они уделяли много времени. С похищением огня это все кануло в веках и хранилищах.

– И ты нашел что-то в последнем? Я ведь видела, что ты что-то обнаружил.

– Там, внизу, храмовые нашли всего несколько книг, полных, на их взгляд, ерунды, однако на самом деле это сборник. Сборник песен с указанием строк, которые чаще всего служили ключами для дверей, закрытых духами.

– Но они бесполезны без хранилищ. А мы знаем где находятся остальные?

– Пока нет, но обязательно узнаем. Обязательно.

Когда Ивон и Янар вернулись к костру, Каару захотела поговорить со жрецом. Она смущалась, однако твердо высказала свою мысль. Девушка утверждала, что огонь – это ресурс, ресурс, который должен принадлежать всем людям, а не только жрецам. Она рассказывала, как, на ее взгляд, изменится жизнь в Великой Степи, когда жрицы Иштар поймут, что часть власти уплыла из их рук, и говорила, как на это посмотрит ее отец, Великий Хан. Еще Каару вспомнила «Сынов грозы», как они обещали вернуть огонь, а сами пользовались доверчивыми людьми и шли лишь к своей цели – захватить власть в графствах.

Янар понимал, что она говорила, но не мог принять это. Сердце его было закрыто, и страх сковал отвагу. А если не получится? А если его жертва будет напрасна? А если это все уловка, и Ниневия была обманута? Вдруг там, у алтаря, их окружат и нападут на богов, чьими проводниками силы станут смертные? Сомнения, вопросы и жгучее желание жить боролись в душе жреца с долгом, призывавшем его умереть.

На следующий вечер Ивон подсела ближе к Вигдис, попросив Мальфри оставить их наедине. Скальд, подивившись, ушел к степнякам, что-то наигрывая им не лютне. Ивон же рассказала кое о чем воительнице, что долгое время не шло у нее из головы.

– Я долго думала о том, чем ты поделилась со мной, Вигдис. О первом вашем ребенке, который должен был родиться и об остальных, что не родились. Я слышала о таком, это все из-за вашей крови. У тебя она полуночная, а у Мальфри полуденная, или наоборот. Смешиваясь, они могут дать жизнь только одному дитя, первенцу, остальные же погибают из разногласий в крови.

– Это значит, что надежны нет? Совсем? – упавшим голосом спросила воительница.

– О, как раз наоборот. Такие случаи могут исправить благословенные лекари, но дело это очень тяжелое, богиня редко откликается, нужна очень большая ее благосклонность, чтобы задуманное получилось. К тому же, каждый раз после зачатия, для каждого следующего, придется повторять молитву. Но сейчас… сейчас Ниневия кое-чем обязана нам. Всем нам. Поэтому, я могу попросить… Я могу помолиться за тебя, Вигдис, и я верю, что ты сможешь зачать и выносить здоровое дитя.

Вигдис молчала, обдумывая это щедрое предложение. Она посмотрела на Мальфри, который что-то говорил степнякам, на Янара, который с потерянным видом бродил вокруг, и, наконец, снова на жрицу, что сидела перед ней. Сердце ее защемила острая жалость к этой девушке, что станет вдовой еще до того, как женой, и воительница, не раздумывая больше, согласилась.

Ивон оказалась права, богиня откликнулась охотно, и сложная молитва обошлась для жрицы лишь кратковременной потерей сил. Теперь оставалось только ждать, но обе они не сомневались в успехе.

Вскоре после того, как они свернули на северо-запад, путники наткнулись на труп. Молодой еще мужчина, он лежал, сжавшись в клубок возле собранных шалашиком веточек, в руке было зажато огниво. Видимых ран на теле не было, да и откуда бы им взяться. Было очевидно, что мужчина просто-напросто замерз насмерть, пытаясь развести огонь. Неизвестно, как он здесь оказался, куда и откуда шел, возможно, просто заблудился, или отстал от группы. До кострища, устроенного на развилке дорог, он не дошел всего каких-то несколько часов.

– Несколько палочек обуглены, – тихим, каким-то неживым голосом заметил Янар, садясь рядом. – У него получилось высечь искры, и даже поджечь некоторые ветки, но огонь так и не разгорелся. Он просто замерз, рядом со своим последним костром.

«Больше никто не должен так умереть», – понял Янар, и в этот момент страх отступил. Решение было принято, и сомнения больше не мучили его душу. Он должен умереть? Пусть, но после этого никто не умрет тихой, но оттого не менее страшной смертью, замерзая у практически разожженного костра. Не будут впредь люди стенать у погасшего очага, не станут деревни вымирать из-за того, что жрецы давно не заглядывали в них, и заготовка дров превратится просто в заготовку дров. Если в его, Янара, силах вернуть бога, то он сделает это во что бы то ни стало, даже отдав свою жизнь.