Марик Лернер - Война за веру [litres]

А вот буквы давал здешнего алфавита. Латинский всем знаком. Он с иберийским во многом совпадает, но не полностью. Для иных звуков добавили. Не важно. Мозги у нее хорошие и впитывает сказанное изумительно. Может, потому что люди без письменности привыкли полагаться на память. Прекрасно сообразила, почему позволил посмотреть. И что добыча, возможно, снятая с трупов. Ну к этому здешние люди относятся много проще и мерихлюндией не страдают.

– И без недавних трофеев хватит устроиться. Держи, – вручил чашу.

Налил из меха здешнего паршивого вина. Проколол палец острием кинжала и капнул кровью в сосуд. Она, не дожидаясь просьбы, протянула свою руку. Через секунду еще капля упала в воду. Затем тем же кинжалом принялся помешивать.

– Пей, – сказал протягивая. И когда глотнула, проделал то же самое. – Теперь твоя кровь во мне, моя в тебе. Отныне и навеки, – заявил торжественно.

Она прижалась ко мне.

– Так клянутся в Мавретане в побратимстве? – спросила через некоторое время.

– Если честно, воины клянутся, положив руку на свое мужское достоинство. Но поскольку его у тебя не имеется…

Она засмеялась, пихнув кулаком в бок.

– Ты уже почти взрослая, – сказал после непродолжительной возни и воспитательного скручивания радостно визжащей.

– Через три месяца будет четырнадцать! – гордо заявила.

Первое впечатление оказалось обманчивым. Она старше и заметно взрослее. Но это неудивительно. Совершеннолетие еще и возраст выдачи замуж. Через год рожают. После пятого-шестого, если не помрет при родах и от тяжелой работы, уже старуха. Матушке и тридцати, как оказалось, нет.

– Надо серьезно кое-что обсудить.

– Что, будут проблемы с ведьмами? – спросила она серьезно. – Надо много платить?

– О, как раз с последним сложностей не существует. Тебя примут даже бесплатно, хотя правильно, по обычаю, сделать щедрый подарок.

– А с первым? – пришла сразу к нужному выводу.

– Видишь ли, пророчица может жить и без обучения. Но такие способности достаточно редки. А вот иные – нет. Но тоже не сильно распространены. Настоящие ворожеи очень ценны.

– Кто?

Я понял, что машинально произнес на лингва тамазигхт. Учить ее и учить. Как объясняться-то будет?

– По-вашему шептуны.

– Но я…

– Ты ничего не делала, – подтвердил. Повязки меняла, сидела и Бирюка за руку держала.

Ему стало заметно лучше. Жар пропал, и даже Карк не сидит несчастный, а иногда взлетает. Обычно у крылатых Спутников помимо развлечения договорный график, чтоб кто-то постоянно смотрел с высоты обстановку, но сейчас его не трогают, позволив грустить.

– Да! Я ничего не делала!

– Я сам зашивал рану и прекрасно знаю, что и как должно быть. Он поправляется. Медленно и стабильно. Нет лихорадки, болей и гноя. Возможно, и ногу отрезать не придется. Я не вчера родился и много повидал раненых. Уж поверь, работу шептуна от простого выздоровления отличу. И почему плохо стало, а также кушать в последнее время постоянно хочешь, тоже известно.

– Но я…

– Это называется неумеха, – сказал жестко. – Ворожея обязана правильно применять силу, если не хочет загнуться возле пациента. Ты не умеешь правильно соразмерять силы.

Она посмотрела искоса, ей явно хотелось возразить, но промолчала. Уже хорошо, не лезет без причины на рожон.

– Есть обители на каждом хребте. Там дают знания по этой части. Берут всех с потенциалом, однако учатся по-разному. Иногда достаточно долго, и от чего зависит, знают лишь жрицы, но какая разница?

Кажется, с этим она не согласна. Губы поджала, став очень похожей на Матушку в расстроенных чувствах, и взгляд подозрительный. Мне б тоже не понравилось на возврат долга трудиться по приказу. Но на деле все сложнее. Проблема, толком ничего не известно. Это женские дела и мужчин в это не посвящают. Я если и знал нечто полезное, в памяти не сохранилось.

– Мне страшно, – сказала тихо.

– Я тоже боюсь неизвестности больше, чем настоящей опасности.

– Да? – Она уткнулась мне под мышку, всхлипнув.

Фенек-Капид неслучайно вырос таким. Отец умер рано, и он плохо его помнил в отличие от матери. Все ж, когда отдали на воспитание в Бек-Парид, ему уже было шесть лет, а потом ежегодно приезжал в гости. Ребенка совершенно нормально отдавать дальним родственникам из кочевников. Вырастая, многие берут себе жен в племени, создавая дополнительные семейные узы. Поэтому я воспитан одним из паридов, хотя первое время пришлось несладко. Драться приходилось постоянно, утверждаясь, а старики считали это нормальным и не думали одергивать детей, главное, чтоб не кучей на одного. Тем не менее зла сознательного от них не видел, а свои ничем не отличались от приемыша.

Всегда оставался с теми родичами в самых замечательных отношениях. Они меня сделали воином, научили обращаться с лошадьми и объяснили основные принципы мавретанца – нанг (честь), суть которого – осуждение любых проявлений малодушия, трусости, предательства и нарушения клятвы. Любое посягательство на независимость, землю, имущество даже рядового члена рода, агрессия против союзного племени, не говоря уже об убийстве одного из родственников, вызывает бадал – месть. Кровопролитие могло прекратиться только в том случае, если одна из сторон сдавалась на милость победителя. Иногда с помощью влиятельного посредника удавалось, не доводя дело до крови, уладить конфликт, заплатив крупный выкуп, но правила едины для всех. Я вырос, веря исключительно в силу.

Это было хорошее время. Мы кочевали после обильных дождей в одну сторону, затем возвращались назад под палящим солнцем, когда травы в сертане выгорали и скот не имел пищи. Возле хребтов есть родники и речки, позволяющие выдержать почти шесть месяцев зной засушливого периода. А еще племя занималось транзитной торговлей, получая на западном побережье товары, пользующиеся спросом во внутренних землях Мавретана, и доставляли по месту назначения. Эта дорога мне знакома с раннего детства. Просто моя приемная семья постоянно балансировала на грани бедности, и набеги на чужие земли с попытками коммерции особых доходов не приносили. Львиную долю забирал глава племени за помощь и просто по праву вождя. Так что жизнь Хромого и его рода мне известна не понаслышке. Почти десять лет я воспитывался в мало чем отличающемся окружении.

– Кости, – сказала она, ткнув пальцем в нечто белеющее в траве. – Человеческие. Или нет?

– Бывает, – без малейшего интереса глянул, – встретились кровники, вот и лежит невесть с каких времен. Или просто помер. В долине Смерти нет воды, а расположена она так, что многие вынуждены там проходить. Отец-воспитатель как-то на протяжении пятнадцати переходов насчитал останки трехсот пятидесяти лошадей, двухсот восьмидесяти быков и ста двадцати мулов. Там часто бросают живых, но ослабевших коней, и особо ушлые спускаются подобрать. Или продают специально запасенную воду в бурдюках недоумкам за непомерную плату.