Марик Лернер - Война за веру [litres]

Матушка странно булькнула, уставившись на рассказчика. Вот это уже мало походило на смех. Ошеломление.

– Зачем ставить в известность и давать подобный выбор?

– Легенда, – пояснил Писарь. – В принципе, отец в своем праве, пока дети не становятся взрослыми. Он имеет право убить любого и ни перед кем отвечать не станет. Разве собственная жена может возмутиться. Ну, раз такое выкинул, сильно ли ее мнение интересно.

– И такое бывает?

– Ты еще скажи, – желчно ответил Писарь, – в Иберии законы иные. Высший не смеет обидеть стоящего ступенькой ниже, а зверолюдей поведут в суд, убей те любого подданного.

– Разные вещи.

– Подумай и поймешь, нет особой разницы. Традиция, будь она неладна. О чем это я… Э… ну понятно, за младенца никто не тянул, он остается последним, и жребий так или иначе достанется. Но это уже мелочи, и обычно о таких подробностях забывают. В общем, извлек каменный нож, которым режут на жертвеннике, и тут зашла в гости жрица. Понятно, не сама заявилась. Кто-то поделился происходящим. Остаться в стороне? В легенде следует очень красочный диалог с упоминанием предков, обычаев, чести и прочих материй, но в кратком изложении суть ее предложения такова: если можно выкупить пленного, фактически жизнь спасая, значит, можно обменять жертву. На определенное количество скота. И надо спросить богов, готовы ли они на такое. То есть отдать цену крови, а не человека. Причем он не будет выглядеть клятвопреступником. И кидала она кости при уважаемых людях снова и снова, пока боги не сказали: «Хватит!»

Заявлять, или она очень умело этим занималась, создавая правильный результат, всех удовлетворяющий, или свыше действительно приложили руку к происходящему, не стал. Первое более вероятно, но бездоказательно. А опровергать всем известную легенду среди мавретанцев, делая намеки, крайне чревато. Могут и крупно обидеться. Разъяренный житель сертана зрелище малоприятное и обычно заканчивается в самом лучшем варианте мордобитием. Гораздо вероятнее кровью.

– На десятом разе ответ вышел отрицательный. А он отдал десять раз по десять коров в качестве откупа.

Именно поэтому и звучит подозрительно. Жрице и вручил. Конечно, их закололи, но отнюдь не одновременно. А пока попользовались молоком и продуктами совершенно бесплатно.

Илак сделал приличествующую паузу и закончил торжественной моралью:

– Так был спасен сын, навсегда прекратились человеческие жертвоприношения, и нам показан пример, что иногда без урона для давшего обет можно изменить клятву. Главное, сделать это правильно и красиво.

Вновь все тянулось в обычном, ничем не нарушаемом ритме. Медленно двигался перегруженный обоз, скрипели большими колесами фургоны по сертану, сминая попавшиеся по пути высокие травы. Данный транспорт был более легкий и менее прочный, чем телеги в обозе. Скорее приспособлен для быстрого передвижения. И даже если не получится продать, можно использовать целиком или по частям. Колеса, оси, деревянные детали – всегда найдется возможность сбыть в практически безлесном краю.

Их ход был на удивление мягкий благодаря конструкции. Видал я кареты, в которых ездят на побережье богатые граждане анклавов. Трясет со страшной силой, и особо умные подвешивают корпус на ремнях. Ничего хорошего, укачивает, а при обрыве, который случается время от времени, выворачивает всех пассажиров наружу. На приличной скорости недолго и убиться. Поэтому, обнаружив достаточно плавный и мягкий ход по виду совершенно обычного ящика на колесах, моментально слазил под днище с проверкой. Результат откровенно поразил. Я достаточно подкован, чтоб понять принцип конструкции и оценить упругость железа. Несколько отдельных элементов и можно собирать практически под любую грузоподъемность. Кроме того, части можно заменять, что крайне выгодно в пути. Правда, не настолько образован, чтоб правильно определить стоимость, однако такой вид стали приходилось видеть. Не очень-то в ходу, но рецепт существует. Натуральный клад получается.

Моя бы воля, все остальные фургоны в момент спалил, но и так сойдет. Похоже, кроме меня, никто особого внимания на странность хода не обратил. Ну, катит без привычного подпрыгивания, и слава богам. А вот у меня неплохая коммерция в руках. Надо только суметь правильно договориться с мастерами. В родной деревне таких хватает, но я их особо не помню. Да и прежние уже старые для новаций. Придется на месте соображать.

Сзади высунулась из-под полога мордашка Светлой. Покрутила головой, осматриваясь, и скривилась. Уже и для нее мир стал скучен и привычен. Пустое пространство до горизонта, не считая длинной двойной цепочки телег и людей при них. В блеклом небе парят птицы. С такого расстояния не разобрать, есть ли среди них Спутники, но парочка всегда контролирует пути впереди и обязательно посматривает сзади и по бокам.

– Ну что, отоспалась?

– Ага, – сказала довольно, перелезая ко мне на сиденье и приваливаясь к боку. – Даже поела. Там в твоей сумке мясо вяленое лежало, ничего?

– Приличные люди обычно спрашивают, но ты имеешь право. В качестве сестры.

Она замерла, и я это ощутил сразу.

– В чем дело?

– Ну, – сказала она еле слышно, – ты ж на самом деле мне не брат. Довезешь до этих… ведьм. И все.

– Что значит все? – возмущаюсь. – А заплатить за обучение и проживание кто должен, патриций из вашей деревни? А Матушку я куда дену? Нет, так не делается! Ты меня еще в старости кормить обязана!

Кажется, юмор до нее не дошел, смотрит жалобно.

– Девочка моя, – говорю другим тоном. – Раз уж столкнули нас Небеса, придется держаться друг друга. Других родичей у нас нет. Мои в деревне не в счет. Я их не знаю и они меня тоже. Всегда останусь на особицу. Кровными мы с тобой не будем, но можно иначе. Принеси чашу из моего мешка. Серебряную.

Она нырнула назад и принялась ковыряться в вещах. Через пару минут вернулась с запрошенным предметом и круглыми глазами. До сих пор правильно воспитанные попутчицы в мои вещи без разрешения не лазили.

– Видела? – спрашиваю, наливая в чашу воду из фляги.

– Ага, – кивнула.

Умненькая Светлая, несмотря на происхождение. Цифры арабские, на самом деле индийские, через математика Хорезми, то ли таджика, то ли узбека, попавшие в Европу, гораздо удобнее употребляемых повсеместно в данном мире румских. В момент сообразила и даже таблицу умножения усвоила почти без подсказок, хотя здесь считают не на десятки, а на дюжины. Только математики пользуются нолем и вытекающими отсюда действиями по сложению-умножению. Счетоводы прекрасно обходятся здешними методами и специальной доской, напоминающей счеты. Только я в этом не соображаю, и мне проще пользоваться привычными способами.