Франческа Пелуссо - Ложь богов [litres]

– Но мы это сделаем, обещаю вам.

Эспен приложил правую руку к груди и склонил голову. Будто он давал ей клятву.

– Вы беспокоитесь обо мне, Эспен? – удивленно подняла бровь Селеста. До сих пор она едва перемолвилась с телохранителем короля словом. Эспен был тенью. Вы не всегда могли его видеть, но всегда знали, что он где-то рядом.

– Да.

Селеста удивленно взглянула на мужчину.

– Почему?

Эспен пригладил обеими руками свои короткие волосы и посмотрел по сторонам, словно желая убедиться, что за ними никто не наблюдает.

– Я, наверное, не должен вам этого говорить, но я знал вашу мать. До того, как она отправилась к атеистам, конечно.

Жрице показалось, будто кто-то вырвал почву у нее из-под ног. Селеста моргнула несколько раз, затем сглотнула.

– Что вы сказали? – Ее голос звучал странно стесненно.

Эспен указал на небольшое место отдыха, располагавшееся рядом с одним из огромных окон, простиравшихся от пола до потолка. Когда Селеста села, Эспен продолжил свой рассказ.

– Мы росли в одном детском доме в Самаре.

Селеста покачала головой. Для нее Эстель была загадкой. Женщиной, которая родила ее, но о которой Селеста уже никогда ничего не узнает. И Селеста принимала это как данность. До сих пор.

Детский дом. Почему все истории начинались в детском доме? Был ли это тот же приют, где работал Натаниэль?

– Вы хорошо ее знали?

У Селесты было столько вопросов, что она не знала, с какого начать. До сих пор никто не мог дать ей ответы. На лице телохранителя появилась мягкая улыбка.

– Да, мы тогда были добрыми друзьями.

Селеста нахмурилась. Она заметила, как глаза ее наполнились слезами, и быстро смахнула их с ресниц.

– Почему вы не сказали мне об этом раньше?

Например, когда они были в Солярисе и Селеста каждое утро просыпалась рядом с надгробием матери.

Эспен с извиняющимся взглядом посмотрел на нее, а потом пожал плечами:

– Я понятия не имел, куда исчезла Эстель из детского дома, не говоря уже о том, что у нее родилась дочь. К тому времени я уже давно был в Солярисе.

Как и Адриан, Эспен отправился в столицу учиться военному делу.

– Но разве вы не видели сходства?

Эспен пристально посмотрел на нее.

– Вы действительно очень похожи на Эстель. Такие же рыжие волосы, похожие глаза. Но должен признаться: мне никогда бы не пришло в голову, что дочь Эстель – жрица Самары.

Как он мог предположить такое? Он в детстве знал девочку, а спустя годы столкнулся со жрицей, которая случайным образом оказалась похожей на эту девочку. Об этой связи не смог бы догадаться никто.

– А теперь вы откуда знаете?

– Мне рассказал король Миро. А потом я был у надгробия вашей матери. Я решил, вы должны об этом знать.

Селеста посмотрела на свои руки.

– Какая она была?

Ответа на этот вопрос Селеста боялась больше всего на свете. Не потому, что ее мать всегда была бессердечным монстром, а потому, что они были похожи друг на друга. Потому что это означало бы, что и Селеста несла в себе эту тьму. Или что Эстель тоже могла выбрать правильный путь. Тогда сегодня она была бы еще жива, а Селеста могла бы расти вместе со своей биологической матерью.

– Упрямая, но в то же время очень ласковая и добросердечная.

Взгляд Эспена стал отсутствующим, словно его мысли витали где-то очень далеко.

– Я похожа на нее? – вдруг осипшим голосом спросила Селеста.

Мужчина поднял глаза и оглядел жрицу с ног до головы.

– Прошу прощения, жрица, но я не в том положении, чтобы говорить подобное. Я знал в молодости вашу мать, но вас судить не смею.

Селеста кивнула, но не смогла скрыть своего огорчения. Ей очень хотелось узнать побольше о своей матери. Какие-то детали, которые доказывали бы, что в их жилах текла одна и та же кровь.

– Она и раньше была враждебно настроена по отношению к Богам?

Селеста отчаянно искала причину, по которой ее мать присоединилась к атеистам.

Эспен решительно помотал головой:

– Ничуть. В двенадцать лет Эстель присоединилась к Ордену. Она была последовательницей Богов, а не врагом.

Селеста беспокойно заерзала на месте:

– Но как она тогда стала атеисткой?

Селеста просто не понимала. И уже не могла спросить об этом свою мать.

– Я не знаю, миледи. Возможно, ее убедил твой отец. Я не могу этого сказать. Но Эстель, которую знал когда-то я, никогда бы не перешла на сторону нечестивых.

Селеста заметила, что плачет, лишь тогда, когда по ее щекам потекли слезы. Она торопливо вытерла их и заставила себя улыбнуться.

– Спасибо, Эспен. Ваша откровенность много для меня значит.

Он склонил голову и встал.

– Адриан сообщил мне, что вам сказала министр. Не принимайте слова леди Марин близко к сердцу. Дети не отвечают за деяния родителей. То, что ваша мать свернула не туда, не значит, что вы должны пойти по ее стопам.

Селеста взглянула на телохранителя. Несмотря на свою угрожающую внешность, он смотрел на нее своими голубыми глазами, исполненными беспокойства. Сама того не желая, Селеста почувствовала, что ее дар активизировался, и жрица увидела ауру телохранителя. В ней отражались привязанность и сожаление. Селеста потеряла мать, которую никогда не знала. Эспен потерял подругу, которая, вероятно, была рядом с ним в самые его сложные годы. Возможно, он страдал от этого едва ли не больше, чем сама жрица.

Селеста встала и улыбнулась Эспену.

– Я подумаю об этом.

Эспен кивнул и поклонился ей:

– Меня ждет лорд Адриан.

С этими словами он свернул в следующий коридор, ведущий в библиотеку.

Когда Эспен скрылся из виду, Селеста глубоко вздохнула. Сердце ее билось в необычайно быстром темпе. Она давно не чувствовала такую близость к матери. Такого девушка не ощущала даже во все те ночи, что провела у могилы Эстель.

Разговор с человеком, который знал Эстель, пробудил в Селесте тоску.

В дамском салоне дворца Самары Линнея сидела перед своим мольбертом и рисовала. На лбу у нее прорезалась глубокая морщина, а временами Дочь Леса от старания даже высовывала язык. Селеста не знала, что рисует жрица Сильвины, но это требовало от нее абсолютной концентрации. Линнея даже не заметила, как Селеста вошла в салон.

Дочь Неба тихо села в кресло кремового оттенка, стоявшее у окна, и уставилась в окно на улицу. Уже наступил вечер, и темнота поглотила горы. Был слышен только ветер, гуляющий на их склонах. Селеста вздохнула.

Линнея испуганно вздрогнула.

– Прости, я не слышала, как ты зашла, – тихо сказала она.

Селеста отмахнулась:

– О, я не хотела мешать тебе рисовать, поэтому ничего не сказала.

Когда Селеста взглянула на Линнею, ее глаза расширились. Аура Дочери Леса стала видимой. Селеста не верила своим глазам. Она не могла видеть ауры Божьих детей, никогда не умела. Но в этот миг она совершенно отчетливо узрела перед собой ауру Линнеи. Селеста различила в ней дискомфорт и страх, а еще – маленькую искорку тепла, которая заставила Селесту остановиться. Это была привязанность.