Себастьян Кастелл - Путь аргоси [litres]

Я обернулась, бросая в него последние камни своего горького гнева.

– А что он должен, маэтри? Что делают аргоси такого важного? Почему из-за этого мне нужно отказаться от последнего шанса на правосудие?

Дюррал притянул меня ближе.

– Мы пытаемся спасти мир, девочка.

Я не знаю, есть ли в каком-нибудь языке более нелепые, пафосные, высокомерные и напыщенные слова, но если есть, то я никогда их не слышала. Надеюсь, что и не услышу.

– И как же это сделать? – спросила я.

Он осторожно разжал мои руки, вцепившиеся в него, и повернулся к Ала-трис, которая наблюдала за нами, огорошенная и взъерошенная, как сказал бы Дюррал.

– Где тут можно найти самых могущественных магов? – спросил он её.

– Большинство… На этой неделе в нашем городе проходят испытания посвящённых джен-теп. Принц клана и лорд-маги в Оазисе – следят, как ученики держат экзамен.

– Чрезвычайно обязан, – сказал Дюррал.

Он подошёл к кушетке, взял свой рюкзак и пограничную шляпу, а потом двинулся к двери святилища.

– Подождите! – крикнула Ала-трис. – Вам нельзя в Оазис! Сегодня у посвящённых начинаются первые поединки. Мои наставники будут там, чтобы понаблюдать за ними!

– Стало быть, поединки? – переспросил Дюррал.

Ала-трис кивнула.

– Лидеры Тайного Общества ищут талантливых учеников, чтобы завербовать их. Так было со мной в прошлом году.

Дюррал нахлобучил шляпу на голову.

– Ну что ж, звучит неплохо. – Он подмигнул мне. – Пошли, девочка. Покажем впечатлительным юным магам, как выглядит настоящий поединок.

Пути аргоси – это путь Воды, путь Ветра, путь Грома. Иногда ещё и путь Камня. Однако ни один из них не завершён – так же как не окончены пути рыцаря, вора, странника и прочих. Дороги аргоси выстроены из всех этих путешествий, но не похожи ни на одно из них. Их нужно создавать постепенно, зная, что с каждым шагом путник делает выбор. Из них он складывает тропу, которая принадлежит только ему одному. Это путь аргоси.

Мы вышли из святилища, где нас держали в плену несколько недель. Оказавшись на улице, я снова убедилась, что доброта может быть грехом. Более того, моё прежнее понимание дополнилось новым, которое в равной степени бросало вызов моей вере в Дюрраловы пути аргоси. Это было связано с красотой.

– Нужно немного привыкнуть, а? – спросил он.

Перед нами простирался широкий проспект, обсаженный высокими стройными деревьями с розовыми листьями, трепетавшими на тёплом ветру. Белокаменные дома возвышались на три этажа; каждое из них было украшено своими архитектурными диковинками, но при том составляло идеальную композицию с соседними зданиями и с окружающим ландшафтом. Казалось, много веков назад город спроектировали не инженеры, а художники.

Этими художниками были медеки. Мой народ. Глупцы. Если доброту к недостойным считать грехом, то подобная красота, созданная моими предками, – настоящее преступление. Как я могла презирать джен-теп, если они вели войну против медеков, чтобы отнять у нас такие города? Возможно, оазис, к которому нас вёл Дюррал, и был главным объектом желаний магов, но сияющие проспекты и архитектурные чудеса вокруг них дали врагам повод ненавидеть нас.

Наши города были самыми красивыми на континенте. Разумеется, джен-теп нас невзлюбили. Я жила среди отбросов общества и успела понять, что подобные богатства (которыми теперь владели наши враги) сами по себе были преступлением против человечества.

Неудивительно, что джен-теп вели себя как параноики. Однажды кто-нибудь придёт и захватит это место вместе со всеми другими подобными, усеивающими их территорию. Тогда они станут похожи на нас.

– Арта пресис, – сказал Дюррал. Он взял меня под локоть и повёл по проспекту.

Видеть необычности в повседневной жизни. Это была первая часть арта пресис, но есть ещё вторая – видеть повседневное в том, что странно…

На нас смотрели, но ни один человек даже не подумал поднять тревогу. Богато одетые лорды и леди-маги, даже слуги ше-теп, спешащие выполнить подлинную работу по управлению городом, – все шли мимо. Никто не шарахался, никто не вскидывал руки, чтобы наложить смертоносное заклятие.

Они, конечно же, обратили на нас внимание. Некоторые кривились, глядя на нашу пыльную потрёпанную одежду. Но – эй! – я бы тоже скорчила козью морду, если б моя кожа была безупречно гладкой, а волосы – тщательно уложены. Мы с Дюрралом действительно испачкали это место.

– Их не волнует, что мы здесь, – пробормотала я, почти испугавшись этого равнодушия.

Дюррал свернул с проспекта на улицу поуже, обогнув сверкающую башню с золотыми украшениями на круглых балконах.

– Это город, девочка, – сказал он. – Люди живут, работают, занимаются любовью, беспокоятся о будущем, задаются вопросами о прошлом. Они едят, пьют, срут, спят и мечтают о завтрашнем дне, хотя завтра никогда не наступает, как известно.

– Не надо, – попросила я. – Не хочу, чтобы это звучало как…

Дюррал указал на четверых мужчин и женщин в гитабрийской одежде, ехавших по круглому променаду в прекрасной карете с привязанными к крыше сундуками.

– Иностранцы вроде нас приезжают сюда торговать или решать дипломатические вопросы. А некоторые, я думаю, – просто посмотреть, как живут джен-теп. И всё это без войн и кровной мести.

Я уже собиралась возразить, но тут Дюррал повернул меня лицом к семейству, стоящему на другой стороне улицы и взирающему на нас.

Родители были магами – даже отсюда я видела татуировки, которые выглядывали из широких рукавов их мантий. Ребёнок – мальчик лет семи – указывал на меня, цепляясь за одежду отца.

– Вон стоит твой враг, – сказал Дюррал.

– Мне нет дела до сопляка. Я беспокоюсь о его родителях.

– О? Разве ты не заметила руку малыша?

Знаки были едва заметны. Наверняка символы только начали наносить на предплечье мальчика, но я отчетливо видела на его коже часть джен-тепской татуировки.

– Он скоро вырастет и станет посвящённым, а позже – полноценным магом. Может, даже боевым магом, как твой Тёмный Сокол. Или лорд-магом, как тот парень, Мет-астис, который устроил весь этот бардак.

– Не сравнивай Мет-астиса с ребёнком, Дюррал! Ты прекрасно понимаешь, что это не одно и то же!

– Почему? Думаешь, старик никогда не ходил в детских сандаликах и не скалился в глупой мальчишеской ухмылке?

– Это не одно и то же! – повторила я.

Мой гневный тон испугал ребёнка на другой стороне улицы. Он ещё больше съёжился, зарывшись в отцовскую мантию. Однако родители не позволили сыну спрятаться. Думаю, они хотели, чтобы он увидел лицо своего врага.