Себастьян Кастелл - Путь аргоси [litres]

Принц клана спустился со своего насеста и встал надо мной. В том, как отвисла его челюсть и поднялись брови, сойдясь в центре лба, я увидела что-то сродни жалости. Из его стыда можно было извлечь выгоду. Скажем, заплакать, упасть на колени и поцеловать ему ноги. Изобразить грустного и несчастного ребёнка-медека – сбитого с толку, измученного. Невинную жертву обстоятельств.

Будь хорошей девочкой.

– Если хотите кого-нибудь пожалеть, – сказала я принцу, – начните с себя. Судя по тому, как идут дела, возможно, вы скоро не будете здесь большим боссом.

Его лицо вспыхнуло от гнева, но затем он усмехнулся и, наклонившись ко мне, тихо сказал:

– Когда великий и могущественный Мет-астис отправился на поиски очередной жертвы для своих экспериментов, он, видимо, выбрал не того медека? Как думаешь?

– Чертовски верно.

Пару секунд мы обменивались взглядами, словно сановники из двух великих народов, впервые встретившиеся за границей. Думаю, принц хотел, чтобы я что-то поняла о нём – или по крайней мере то, во что ему нравилось верить. Но прежде чем я успела сообразить, что же это такое, черты его лица ожесточились, и он повернулся лицом к Нэва-трис и её сообщникам.

– Вы захватили в плен иностранца, – сказал он. Его безупречная чёткая дикция едва скрывала низкое рычание собаки, готовой вцепиться зубами в горло крысы. – Нарушили соглашения, подписанные три столетия назад с Даромом, Гитабрией, Берабеском и Забаном. Эти договоры – всё, что гарантирует наш суверенитет над оазисами, самим источником нашей власти.

– Мы всего лишь проводили исследование! – заскулил один из членов Тайного Общества – мужчина, который выглядел даже старше Мет-астиса. – Мы не собирались…

– Проклятые идиоты! Вы хоть представляете, что сделают эти государства, если узнают, какое преступление вы совершили от имени всех джен-теп? Одна только дароменская армия в десять раз превосходит всё население наших земель! И они всегда ненавидели нашу магию. Всегда боялись, что мы используем её, чтобы их поработить. Нарушая договорённости, вы развязываете им руки и даёте право на возмездие!

Толпа явно пришла в ужас от такой перспективы. Магия сильна, но дароменский батальон с требушетами, взявший в осаду ваш город, тоже не слаб. Рассказывая это своему народу, принц обосновал необходимость казни Нэва-трис и остальных членов Тайного Общества. Только была одна маленькая проблема: Нэва-трис улыбалась.

– Вы абсолютно правы, мой принц.

– Вот дерьмо, – пробормотал Дюррал.

– Что? – спросила я.

– Принц зарвался.

Нэва-трис снова повернулась лицом к толпе.

– Если медекская девочка покинет это место, обладая подобными сведениями, она непременно побежит к нашим врагам. Она выдвинет против нас те же нелепые обвинения, которые сейчас озвучил принц. Он считает своих верных лорд-магов изменниками, называя наши исследования предательством, хотя должен ратовать за открытия, которые мы бы наверняка сделали, будь у нас больше времени и больше… материала.

Дюррал стиснул моё плечо, чтобы я не бросилась на магичку. Я и не собиралась – это было бы глупо. Нет, я планировала подождать, пока она отвернётся, и только потом всадить ей нож в спину.

– Дароменская империя накинется на наши города, – продолжала Нэва-трис. – И сокрушит их своими боевыми машинами. Они будут проливать нашу кровь. Они обрушат огонь на каждый Дом джен-теп, каждую семью джен-теп, каждого ребёнка джен-теп. Они не прекратят, пока не убедятся, что должным образом нас запугали… как это делал принц все последние годы. Однако…

– Вот оно, – сказал Дюррал.

Нэва-трис подняла палец, не позволяя принцу перебить её. Затем этот палец вытянулся и указал на меня.

– Однако мы можем принять меры, чтобы враги никогда и ничего не узнали.

Только теперь я окончательно поняла, что происходит на самом деле. Эксперименты Мет-астиса, идиотское стремление Тайного Общества предотвратить какую-то воображаемую угрозу со стороны медеков – всё это было частью политической игры и интриг. Нэва-трис и её сторонники действовали втайне от принца клана, чью пассивность и изоляционизм они считали недостойными великой нации. Это никакая не война. Даже не переворот.

Это игра в покер.

Я? А я до сих пор была картой в чьей-то руке, ожидающей, пока её разыграют. Двойка листьев – самая слабая карта в колоде магов джен-теп.

Но в покере, как и в магии, любая карта может стать джокером. Просто нужно нарушить правила.

Дюррал прав: ни одна нация не мыслит себя злой. Ни один народ не желает считаться тираном. Люди не стремятся быть жестокими. Каждый хочет верить в собственную порядочность.

Не все разделяли желание Тайного Общества казнить нас с Дюрралом, чтобы их собственные преступления не вернулись и не стали преследовать джен-теп. В толпе послышались возмущённые крики.

Угасло ли в тот момент моё праведное негодование? Избавилась ли я от предубеждения? Люди смотрели на грустного маленького медека, пострадавшего от рук бессовестных магов, и на многих лицах я видела чувство вины и стыда, мерцавшее как пламя свечи. Неужели это не заставило меня задуматься: может быть, бедственное положение моего народа – результат заблуждения, а не злого умысла?..

Нет.

Война – это не оплошность. Резня – это не случайность. Джен-теп хотели забрать себе то, что принадлежало нам – и забрали.

Дюррал не раз указывал мне, что медеки тоже некогда отняли эти земли у тех, кто жил там до нас. В языке моего народа есть семь разных слов для обозначения раба, и это вряд ли рисует добродетельную картину нашей истории.

Но мои соплеменники страдали не в прошлом. Они умирали в настоящем. Нас было слишком мало, чтобы когда-нибудь снова стать народом. Мы растворялись в тумане времени, превращаясь в миф о некромантах, которые поклонялись демонам, ели младенцев и убивали своих врагов с помощью запрещённой магии.

А джен-теп? Ну, они были благородным народом. Джен-теп сражались только тогда, когда не оставалось иного выхода. Джен-теп применяли насилие с изяществом целителя, раздающего лекарства: они хоть и неприятны на вкус, но необходимы для сохранения жизни. Казнить невиновного? Нет, это ниже их достоинства.

– Ты хочешь добавить хладнокровное убийство к тем преступлениям, которыми вы уже запятнали наш народ? – требовательно спросил принц клана, оборачиваясь к Нэва-трис.

Казалось, одно её неверное слово может вызвать бурю магической ярости, грозящую вырваться из сверкающих полос его татуировок и праведного гнева в его сердце.

«Как мило с его стороны было вызвать такие страсти из-за одного ничтожного медека, – подумала я, – учитывая, что он наверняка знал о боевых отрядах молодых магов джен-теп. Тех, которые – с одобрения или при попустительстве клановых принцев вроде него – до сих пор охотятся за нами, чтобы доказать свою полезность».