Джун Ч. Л Тан - Нефрит. Огонь. Золото [litres]

И у меня перехватывает дыхание.

Я сижу в пещере в горе . Ножи на поясе исчезли. Как и плащ с перчатками. Однако здесь не холодно. Над моей головой сверкают драгоценные камни, некоторые стекают вниз, будто гирлянды звезд. Вокруг пульсируют вспышки яркого света.

Я моргаю. Это не драгоценности, а светлячки.

Их сине-зеленое свечение заливает пол пещеры передо мной потусторонним светом. Это вода, темная и неподвижная. Озеро отражает крошечные блики света с потолка. Источник Цзюй. Судя по всему, это он и есть. Я поднимаюсь на ноги и с опаской иду вперед. Пол выглядит довольно прочным. Камней нет, поверхность отполирована долгими веками эрозионных процессов.

Что-то плавает на поверхности воды. Фигура, состоящая из белесоватых палочек. Кости. Птичий скелет с размахом крыльев не менее десяти футов. Больше, чем у любой известной мне хищной птицы.

Кости Оракула феникса.

Несколько секунд я не двигаюсь. Такое впечатление, что все слишком просто. Я не сделал ничего достойного, чтобы быть допущенным сюда. Похоже на ловушку. Интуиция побуждает меня уйти.

«Не будь трусом, Алтан», – раздается в голове голос сестры.

Я не могу подвести ее. Не могу подвести свою семью. И свою страну.

Зачерпываю ладонями немного воды и подношу к губам. Она лишена вкуса. Даже на настоящую воду не похожа. Не отравлюсь ли я? А может, она мне что-нибудь покажет? Феникса, например?

Я делаю еще глоток, но ничего не происходит.

Пещера выглядит точно так же, как и раньше: мягкие сверкающие светлячки, маскирующиеся под свисающие с потолка ожерелья из драгоценных камней. Неужели я проделал весь этот путь зря? В горле у меня зарождается вздох разочарования.

Я вытираю руки, раздумывая, не уйти ли.

А потом замечаю нечто странное.

Из воды поднимаются напоминающие морских змей щупальца дыма и плывут ко мне. Одни из них закручиваются спиралью, другие раскачиваются из стороны в сторону. Слабые и полупрозрачные поначалу, они постепенно становятся более плотными, принимают очертания человеческих фигур из дыма и тумана со знакомыми мне лицами. Лицами, которые я видел в своих снах и кошмарах, но не в действительности.

Не в последнее время.

– Сынок.

Призрак отца выглядит слишком реальным. Рядом с ним улыбается мама.

– Невозможно, – шепчу я.

Мои родители умерли. Это иллюзии. Иначе и быть не может. Это испытание. Только вот чего хочет от меня Духовный Зверь?

– Алтан, – причитает призрак матушки, придвигаясь ближе.

Я отшатываюсь. «Это всего лишь иллюзии, Алтан. Покажи, на что ты способен. Выдержи испытание».

– Вы не настоящие, – громко восклицаю, улавливая дрожь в своем голосе.

– Пойдем с нами, – зовет призрак отца и протягивает тонкую руку. – Давай же, мы снова станем семьей.

Несмотря на тоску в сердце, я отрицательно качаю головой. Ах, если бы можно было так же легко стереть прошлое и вернуть мертвых к жизни.

В углу появляется маленькая фигурка. Я не хочу подходить ближе, но все же иду, двигаясь против собственной воли. Мальчик растянулся на земле, одна нога согнута под неестественным углом. Он поднимает голову и тянет ко мне дрожащую руку. Меня начинает трясти, когда я узнаю его заплаканное лицо.

– Помоги, Цзынь, – кричит мальчик, очень похожий на моего двоюродного брата, – помоги мне.

Я давно не слышал своего настоящего имени, и теперь что-то внутри ломается. Память воскрешает воспоминания. Когда это случилось, мне было семь, а Тай Шуню – шесть. В тот день я сидел на одной из крыш восточного крыла Внутреннего двора, оплакивая смерть отца. Я всегда забирался в это место, когда хотел побыть в одиночестве. Подъем был крутым и опасным, но я проделывал его уже не раз. Накануне вечером шел дождь, и без того скользкая и неустойчивая черепица блестела от влаги.

Тай Шунь пришел искать меня, черты его лица были искажены, но не от усилий, а от сожаления.

Последний вздох отца изменил мою судьбу, а слова брата перевернули ее с ног на голову.

«Я знаю, кто убил твоего отца».

Я смотрел с недоверием, когда он рассказывал, как подслушал разговор своих родителей об убийстве моего отца. Они решили воспользоваться медленно действующим нервно-паралитическим ядом. Однако в мыслях у меня засело только одно: Тай Шуню все было известно заранее, до смерти моего отца. Зная о злонамеренном плане, он не произнес ни слова.

Тем самым став соучастником.

Оттолкнув его, я начал спускаться. Он последовал за мной. Помню момент, когда брат оступился и поскользнулся на скользкой черепице. Помню выражение его лица, когда он упал. Помню свои собственные крики.

Должно быть, в тот день боги благоволили Тай Шуню. Он отскочил от второго карниза и упал на балкон, вместо того чтобы рухнуть на землю, что означало бы верную смерть. Он выжил, но сломал обе ноги и сразу после этого слег с сильнейшим жаром. Больше нам увидеться не довелось.

Его мать, Чжэньси, подняла меня на рассвете следующего дня и собственноручно выпорола. Она хотела знать, что случилось, почему Тай Шунь оказался на крыше, как он упал. Не я ли его столкнул? Я стоически молчал. Не сомневаясь, что наказание Тай Шуня окажется бесконечно хуже моего, я не признался, что собственный сын предал ее. В тот день она могла бы убить меня, но нас нашла моя матушка и вмешалась.

Мы бежали из дворца два дня спустя, когда мои раны еще горели огнем.

Фантомная боль пронзает мне спину, будто голодный призрак, требующий подношений, и на первый план выходят воспоминания, выжженные в глубине сознания. Вот мама поет мне, убаюкивая; вот отец сажает меня на плечи; вот мы играем с Тай Шунем в дворцовых садах, ловим карпов кои, что делать строжайше запрещалось; вот моя тетя с хлыстом в руке.

Изломанное тело двоюродного брата.

Появляется еще одна фигура. Призрак тети нависает над призрачным Тай Шунем с тем самым хлыстом в руке.

– Ты , – усмехается она, и в этот момент черты ее лица прекрасны и ужасны одновременно, – выходит, ты все еще жив?

– Цзынь, – призрак Тай Шуня смотрит на меня со страхом. – Цзынь, будь осторожен.

Я поднимаю руки в защитном жесте, когда тетя с криком ударяет меня хлыстом, но он, словно дым, проходит сквозь меня.

Я снова один в пещере. Прошел ли я испытание? Неужели все кончено?

– Брат.

Одно слово. Хрустящее, как свежевыпавший снег, ясное, как небо пустыни.

Ее голос.

Я оборачиваюсь.

Это не может быть она, только вот мои глаза говорят обратное. Она материализуется передо мной, обретая плоть, одетая в ту самую одежду пудрово-голубого и бежевого оттенков, в которой я видел ее в последний раз. Волнистые светло-каштановые волосы рассыпаны по плечам. Мы должны быть одного возраста, но вот стоит она, застывший во времени восьмилетний ребенок. А вот я, почти мужчина.