Джун Ч. Л Тан - Нефрит. Огонь. Золото [litres]

Молчание.

Я делаю еще одну попытку:

– Как ты оказался втянут в эту историю с империей Ши? Ситуация в Менгу выглядит мирной. Неужели деньги, которые ты получаешь от Лейе, стоят таких хлопот?

Алтан прислоняется спиной к валуну, глядя в ночное небо.

– Дело не в деньгах, – наконец признается он. – Моя мать была с севера, а отец – из Ши. Он выступил против священников, и они открыли на нас охоту. Лейе сказал, что если я помогу тебе найти меч света, ты сможешь свергнуть священство.

Свергнуть священство? Неужели Лейе с самого начала это планировал? Он действительно намерен предать моего отца. Мысль об этом вселяет в меня одновременно надежду и страх. Лейе достанет храбрости противостоять моему отцу, но ведь он – всего лишь один человек, почти мальчик. А за моим родителем вся Империя и духовенство. Бороться с ними бесполезно. Но Лейе все же пытается.

Что касается меня… то я не такая храбрая.

«Разве ты не хочешь отомстить за смерть матери?» – спрашивает тихий голос в моей голове. Мне неизвестно наверняка, мертва ли она, но я точно знаю, кто довел ее до отчаяния. Священники. Если меч способен остановить их, значит, моя цель – отыскать его. Только вот это подразумевает овладение моей крадущей жизнь магией, и я не уверена, что преуспею.

Не уверена, что хочу этого.

Я была счастлива воссоединиться с отцом, но радость оказалась недолгой. Какая-то часть меня беспокоится о том, что с ним станется, если падет священство. Не могу забыть, как Тай Шунь горевал по своему отцу, человеку, совершавшему ужасные поступки. Моего родителя нужно остановить и наказать за его деяния. Но насколько далеко может зайти это наказание и должна ли я, его дочь, способствовать этому?

Я гоню прочь спутанный клубок эмоций и бросаю нервный взгляд на Алтана. Он ведь не знает, что мой отец – предводитель Дийе, не так ли? Чжао Ян прилагает усилия, чтобы скрыть свою личность и в качестве главного министра, и в качестве главного священника. Если бы Алтан знал, то наверняка уже упомянул бы об этом.

– Значит, для тебя это личное, – тихо произношу я.

– Разве не всегда так? – Алтан вытаскивает кинжал и принимается крутить его. – Ты можешь сколько угодно тешить себя надеждой, что удастся держаться подальше от всей этой заварухи, но раз ты Похитительница Жизни, кому-то всегда будет от тебя что-то нужно.

– Ненавижу, что со мной обращаются, как с вещью , которую можно использовать, и ни для кого ничего не хочу делать. Мечтаю, чтобы меня оставили в покое, – признаюсь замученным тоном.

Я устала от мужчин, стремящихся меня использовать.

– Ты не можешь позволить себе роскошь вести спокойную жизнь. – Алтан вздергивает бровь, словно бросая мне вызов. – В мече заключено могущество, и вкупе с твоей магией он может остановить распространение пустыни. Одно это дорогого стоит. Ты могла бы использовать его, чтобы править, заставлять народы подчиняться твоей воле.

Я раздраженно вскидываю руки.

– Я же уже говорила, что не такая, как Юнь Лун. Мне вовсе не хочется править миром! Это абсурд.

– Мало кто способен противиться такой власти.

– Я… я не хочу больше никого убивать. – Мы оба слышим дрожь в моем голосе.

Выражение лица Алтана смягчается, становится почти грустным.

– Первый раз всегда дается труднее всего.

Я не знаю, что ответить.

Он повторяет эту мысль снова, как будто я сразу не осознала смысла его слов.

– Первый раз, когда кого-то убиваешь, всегда самый трудный.

– Похоже, у тебя большой опыт. – Я провожу рукой по лицу. – Просто замечательно. Я застряла в богами забытом каньоне посреди пустыни с воинственным парнем, у которого достаточно оружия, чтобы снарядить целую армию.

Я ожидала едкого ответа, но его не последовало. Алтан сидит, с серьезным видом раздувая огонь. Я стараюсь не думать ни о том, сколько людей он уже убил, ни о причинах, толкнувших его на это. Возможно, он нуждался в деньгах. Или, вероятно, он убивал только священников, пытавшихся захватить его. Не знаю, станет ли мне от этого легче.

Тереблю концы своей шали, выдергивая незакрепленные нити.

– Просто к сведению: тот бандит в каньоне был не первым и не вторым.

– Я знаю. В том городе посреди пустыни…

– Нет. Это случилось еще раньше, – признаюсь я.

Алтан прекращает поигрывать кинжалом и напрягается. И пусть я не хочу, чтобы он меня боялся, но чувствую, что ему нужно рассказать.

– Что-то случилось, когда я была ребенком… что-то плохое. Я не знаю как и не помню всего. – К горлу подступает тошнота. Я смотрю на свои руки, провожу большими пальцами по подушечкам остальных, ощущая линии на коже. – Мне кажется, я случайно кого-то ранила. Похоже, причиненная мной боль оказалась столь велика, что напугала мою мать, заставив ее спрятать меня.

Алтан откладывает кинжал и смотрит на звезды. Через несколько секунд он, видимо, принимает решение. Поворачивается ко мне и наклоняется ближе.

– Много лет назад, после смерти отца, моя мать сбежала в пустыню вместе со мной и сестрой. – Он едва цедит слова. – Мы думали, что окажемся в безопасности, но священники нашли нас. Маму убили, и тогда проявилась моя магия. В то время я понятия не имел, как правильно с ней обращаться. Она вышла из-под контроля, и я породил грандиозную песчаную бурю. – Устремленный на меня пронизывающий взгляд исполнен боли. – Вот так я и сбежал от священников. Но эта песчаная буря убила мою сестру. Она стала моей первой жертвой.

Теперь его осязаемый страх при виде созданной прошлой ночью миниатюрной песчаной бури обретает смысл. Я узнаю выражение его лица. Оно отражает то, что было на моем собственном несколько мгновений назад. Ему интересно, что я о нем думаю. И выскажу ли я эти мысли вслух.

Я не утешаю и не подбадриваю его, но резко вздергиваю подбородок.

– Я и не знала, что мы соревнуемся, у кого было самое ужасное детство. Ты, несомненно, выиграл.

Мои слова смущают Алтана, но лишь на мгновение. Затем он начинает смеяться, хотя совсем не смешно. Это ужасно неуместная шутка. Но я знаю, что он смеется, потому что чувствует облегчение.

Потому что я заверила парня, что не считаю его чудовищем.

АЛТАН

Следующие два дня мы пробираемся через каньон. Боясь лишиться единственного источника воды, держимся поближе к ручью, отдаляясь от него только на поиски пищи. Моя рука быстро заживает, поскольку Ан своей быстрой реакцией и применением линкао свела на нет действие яда.

Постепенно ландшафт меняется. Чем дальше мы отходим от места бандитской засады, тем легче мне становится дышать. Среди щербатых скал то тут, то там проглядывают всполохи зелени. Это появляются сначала невысокие, а потом и большие деревья. Сам ручей расширяется, превращается в реку, журчание воды в которой напоминает песнопение. Добравшись до небольшого поселения, расположенного на краю каньона, мы решаем провести здесь еще одну – последнюю – ночь, а на следующий день попытаться раздобыть какой-нибудь транспорт.