Джун Ч. Л Тан - Нефрит. Огонь. Золото [litres]

– Нет, – выдыхаю я.

– Тай Шунь – мой сын, но в нем нет императорской крови. Гао Лун…

– Замолчите!

– …Не приходится ему истинным отцом. Это означает, что в живых остался только один человек, в жилах которого до сих пор течет кровь Юнь Луна. Есть только один потомок, один истинный наследник.

Алтан.

Каждая клеточка моего тела кричит, извивается, ищет способ забыть ее слова, повернуть время вспять.

– Это неправда! Вы лжете! – всхлипываю я.

– Неужели? – Императрица откидывается назад, бросая на меня последний долгий взгляд. – Так что ты решаешь? Ты спасешь свою бабушку и убьешь тысячи? Или убьешь своего отца и выйдешь замуж за моего сына? Ты убьешь Цзыня и спасешь землю и наш народ? Или умрешь в одиночестве после того, как все, кого ты любишь, покинут этот мир?

Пламя исчезает, и я снова погружаюсь в темноту. Понятия не имею, одна ли я, или императрица где-то в комнате наблюдает за мной, словно змея, в любой момент готовая к броску. По мере того, как утекают секунды, отчаяние сжимает мой разум в своих искореженных объятиях, сливаясь со мной воедино.

АЛТАН

Я несколько раз моргаю, пытаясь сфокусироваться, но вокруг полнейшая темнота. Голова у меня словно свинцом налита и кружится. В воздухе ощущается тончайший цветочный аромат. Затекшие конечности болят и ноют, как будто ими давно не пользовались. Я неуверенно поднимаюсь на ноги, слепо шаря вокруг.

Холодный металл. Камень. Замкнутое пространство. Узко так, что я могу коснуться противоположных стен, разведя руки в стороны.

Подземелье.

Ударяю кулаком в металлическую дверь. Если бы только я не оказался слишком нетерпелив. Если бы проявил хоть чуточку больше осторожности. Все давалось мне слишком просто. То, как я разоружил стражников, как нашел метку Дийе, как все камеры оказались пусты, кроме одной. Идеальная ловушка для импульсивного и высокомерного болвана.

Ты.

Одно-единственное торжествующее слово, произнесенное, когда показалось это прекрасное лицо, слишком молодое, чтобы принадлежать бабушке Ан.

Потом меня окутал цветочный аромат и, наконец, темнота.

Я опускаюсь на пол. Внезапно мои уши улавливают шепот, свистящий звук мельчайших частиц, рассыпающихся по земле.

О боги.

Нет. Нет-нет-нет.

Мои пальцы нащупывают шершавую землю.

Шершавую, словно песок.

АН

Холодный воздух проникает в мою спальню из оставленного приоткрытым окна. Дрожа, я пытаюсь сесть. Действие ядовитого чая императрицы проходит, но кое-что изменилось. Я сгибаю пальцы. Магия ко мне не вернулась. Вероятнее всего, подмешанная в напиток субстанция каким-то образом заблокировала мою ци.

Откровения императрицы тяжким грузом ложатся мне на сердце. У меня не получится вызволить аму и Алтана, не убив прежде своего отца. Способна ли я на подобное? Небеса отвернулись бы от меня за такой грех, но разве боги не прокляли меня с самого начала? Будет ли Алтан принесен в жертву, чтобы спасти нашу землю?

Парализующее отчаяние грозит снова затопить меня, но я стараюсь его подавить. Постепенно возвращаю контроль над телом и, стиснув зубы, хромаю к двери. Нужно найти Линьси и передать ей послание Алтана и Тан Вэй.

Прежде чем я успеваю подойти к дверям, кто-то распахивает их. Служанка. Я никогда раньше не видела эту девушку.

– Кто ты? Что тебе нужно и где Линьси? – требую я ответа.

– Прошу прощения, госпожа. Я ее не видела. Солнце еще не взошло, возможно, она спит.

– Неважно. – Я пытаюсь проскользнуть мимо девушки, но она не шевелится. – Прочь с дороги.

В ответ она тычет двумя пальцами в мое левое плечо. В спине тут же возникает острое покалывание. Я изо всех сил пытаюсь пошевелиться, но ощущение такое, будто к моим ногам привязаны гири.

– Простите, но у меня приказ доставить вас к главному министру. – В ее голосе нет ни капли сожаления.

Вероятно, она приспешница моего отца, которую назначили придворной дамой. Возможно, даже из священников. Если ей позволено так со мной обращаться, значит, что-то произошло.

– Как же я доберусь до него, если ты меня обездвижила?

Девушка делает шаг в сторону и с размаху заламывает мне руку за спину. Я вскрикиваю от боли. Усиливая хватку, она продолжает выкручивать мне руку. Что-то холодное и острое давит мне на горло. Я ощущаю на шее ее дыхание, когда служанка обращается ко мне.

– Это мой любимый клинок. Он всегда остро отточен, а твоя плоть такая нежная, – нараспев произносит она. – Я освобожу твои меридианы, но знай, что любое неверное движение, любая мысль о побеге – и я разрежу тебя на куски быстрее, чем ты успеешь воспользоваться своей проклятой магией. Мы ведь поняли друг друга?

Она не знает, что чай Чжэньси отключил мою магию. Наверное, в глубине души она боится моего умения красть жизнь.

– Конечно, – подтверждаю я, небрежно сгибая пальцы. Ее клинок напрягается у моей шеи. – Не волнуйся, я не стану тратить на тебя свою энергию. А теперь отпусти меня. Не хочу заставлять отца ждать.

Девушка опускает кинжал и трижды постукивает меня по спине. Снова обретя чувствительность ног, я пошатываюсь. С оружием в одной руке и лампой в другой она ведет меня по темным коридорам. Мы проходим мимо стражников и других слуг, но никто не обращает на нас внимания. Или, по крайней мере, все делают вид, что им все равно. Я ловлю на себе парочку взглядов украдкой и молюсь, чтобы слух об этом дошел до Тай Шуня. Но сможет ли он что-то предпринять? Мое сердце сжимается, когда я думаю о Линьси. Что с ней сотворила императрица?

Я замечаю, что мы слишком часто заворачиваем за угол. Это дорога вовсе не в покои или кабинет моего отца.

– Куда ты меня ведешь?

Девушка не отвечает. Мы молча минуем северное крыло и выходим в открытое поле, и я вижу возвышающуюся впереди огромную каменную стену.

Уже рассвело. Лучи света пересекают горизонт, очерчивая фигуру, болтающуюся между двумя высокими столбами на вершине стены. Молодой человек без рубашки, штаны ржаво-оранжевого цвета окровавлены. Его голова поникла, темные волосы развеваются на ветру.

Одна белая прядь сверкает на солнце.

АЛТАН

Сколько времени я уже кричу? Часы, дни… или секунды?

В темноте невозможно вести отсчет времени.

Ясно лишь то, что я охрип и разбил себе кулаки в кровь. Теперь она капает с кожи, ободранной и чувствительной от ударов о стены. Все, что я чувствую, – это удушающее давление. Все, что слышу, – бесконечные крики моей матери.

Песок перестал сыпаться.

Я увяз в нем по грудь, и этого достаточно, чтобы сломить меня. Воспоминания об отце, сестре, Шифу, о вырванном из материнских объятий мальчике, о других бесчисленных лицах – все смешивается в ядовитое варево, бурлящее в моей голове.