Аарон Эхаз - Луна [litres]

Непонятно, как так вышло, но Эзран вдруг почувствовал присутствие папы совсем рядом. Он так хорошо себя убаюкал, что почти что ощутил прикосновение отцовских губ ко лбу на сон грядущий. И, как обычно, после папиного поцелуя он сладко зевнул и заснул.

Сердце Рейлы, которая всё сидела, бодрствуя, на камне, дало сбой. Она хорошо знала эту колыбельную… Помнила, как мама пела её, когда Рейла была совсем ещё крохой. Сверху вниз она смотрела на спящего человеческого принца, такого невинного и мирного ребёнка. В этот миг она окончательно поняла, что никогда бы не смогла его убить.

Повязка на её кисти будто бы сжалась, стала туже… Или это было всего лишь её воображение? Просто нечистая совесть проявляется таким образом, через физическую боль? Как бы то ни было, пришло время избавиться от этой штуки.

Она нашла острый выступ скалы, зацепила за неё край повязки и дёрнула. Ничего не произошло: лента, казавшаяся такой тонкой и гибкой, не поддавалась. Ладно. Рейла вцепилась в неё зубами, рванула как следует. Снова ничего. Повязка со щелчком вернулась на место.

Оторвав взгляд от своего запястья, эльфийка встретилась взглядом с Чавком, который, как и она, оказывается, не спал. На самом деле хамележаб неотрывно смотрел на неё холодным тяжким взглядом, полным подозрения – как будто рептилии способны на такие чувства.

– Ну и чего ты уставился? – сердитым шёпотом спросила Рейла. – Не знаешь, что ли, как я рискую, ввязавшись в эту авантюру?

Глупый вопрос. Конечно, хамележаб, а вместе с ним и принцы, не могли знать, насколько опасно для эльфа было затеять дальнее путешествие в компании людей – и наоборот, людям отправиться в дальний путь в компании эльфа. А ещё они наверняка не подумали, что за пропавшими принцами уже отправлены поисковые отряды.

Рейла легла на камень на спину и постаралась расслабиться, но мысли её ходили по кругу от одной тревоги к другой, не давая уснуть.

Если они смогут добраться до Зедии живыми и невредимыми, это уже будет чудо. И даже в этом случае велики ли шансы, что Каллума и Эзрана ждёт в Зедии тёплый приём? Даже Рунаан, который видел драконье яйцо, слышал её объяснения, всё равно не остановился в своём пути, не отказался от мести.

Рейла снова потянула за свой ассасинский связующий браслет – и снова безуспешно. А что ждёт в Зедии её саму? Покинувшую свой отряд, сопровождающую человека, которого она дала обет убить?

Она горько хмыкнула. Непонятно даже, что смешнее: то, что они оказались одной командой с человеческим принцем – даже с двумя! – или то, что Рунаан, её наставник, которому она доверяла больше всех в мире, совсем недавно пытался убить её.

В конце концов, правда, не убил. Не стал. Не захотел или не смог. Можно утешаться по крайней мере этим.

Рейла подняла к глазам свою правую кисть, свободную от повязки. Её учитель завершил свою миссию. Удалось ли при этом выжить ему самому?

Вдали словно в ответ мыслям Рейлы зазвонили колокола. Это могло означать только одно – весть жителям Католиса о смерти их короля.

Рейла перекатилась на бок, отворачиваясь от спящих принцев. Она непременно сообщит им известие, но не сейчас. Сейчас ещё не время.

Сейчас важно только одно: вернуть яйцо его матери.

Колокола перекликались скорбными голосами, создавая ритм скорбной погребальной процессии короля Харроу, состоявшейся на рассвете. Процессию по улицам столицы вёл лорд Вирен. Он шёл торжественной размеренной поступью во главе колонны, а из домов выходили с зажжёнными свечами плачущие горожане, поражённые ужасной вестью. Новость распространилась быстро, и жители Католиса со свечами в руках стояли по сторонам улиц, опуская головы, пока мимо двигалось скорбное шествие. Кто-то открыто плакал, кто-то скорбно молчал, опустив голову. Гвардейцы, нёсшие погребальные носилки короля, двигались торжественно и размеренно, чтобы не потревожить возложенный поверх тела огромный венок алых роз.

Опели, старшая советница Верховного Совета Католиса, молодая светловолосая женщина, шла сразу за лордом Виреном и несла зажжённый факел для церемонии огненного погребения. Её обычно спокойное и приятное лицо было искажено гримасой гнева, которую она не могла толком скрыть.

– Устраивать погребение практически сразу – это безумие, – прошипела она на ходу – так, чтобы расслышал только Вирен. – Нашему народу всегда позволялось прощание с усопшим монархом в течение семи закатов. А вы им и одного заката не дали.

– Я понимаю ваше возмущение, Опели, – ровно отвечал лорд Вирен, не оборачиваясь. – Однако же во времена войны и кризиса в дело вступают иные законы. Неразумно было бы дать народу целую неделю на то, чтобы бессмысленно рыдать над королевским гробом. Нам нужно двигаться вперёд.

– Попрощаться с умершим как подобает – совсем не означает бессмысленно рыдать, – нахмурившись, резко возразила Опели. – Соблюдение традиций даёт людям утешение, чувство завершения процесса. Вмешиваться в традиции означает нести в народ беспокойство и смуту.

– Завершить процесс – единственное, что сейчас важно, – ответил лорд Вирен, ставя точку в разговоре.

Шествие прошло по всему верхнему городу, потом по предместьям, потом потекло в глубокий каньон. Многие века королей и королев Католиса хоронили в Долине Гробниц, хотя не каждый монарх удостаивался там упокоиться – только самые славные и любимые народом. По пути погребальной процессии по сторонам каньона высились огромные каменные статуи, нависая над движущейся цепочкой людей.

Сорен и Клаудия тоже шли в процессии рука об руку, минуя крипты и памятники. Оба они уже бывали в Долине Гробниц, но это место всякий раз поражало воображение с новой силой. Сорена шатало от усталости: бессонная ночь, полная сражений, давала о себе знать. Он невольно закинул руки за голову и потянулся, с трудом подавив зевок: всего пару часов назад он наносил и принимал удары.

Клаудия, шедшая рядом, нахмурилась.

– Выше голову, Сорен. Веди себя подобающе.

– Знаю… просто ночь выдалась очень уж длинная, – прошептал в ответ её брат.

– На вот, выпей это, – сестра вынула фляжку из кармана плаща, отвинтила крышку и налила в неё немного тёмной жидкости. Сорен скептически понюхал содержимое.

– Что это такое и с чего бы я должен его пить?

– Моё изобретение. Я назвала его «Горячее коричневое утреннее зелье», – с лёгкой улыбкой объяснила Клаудия.

Сорен сделал крошечный пробный глоток – и глаза его расширились от удовольствия. Всё остальное он заглотил одним длинным глотком.