Хэйлоу Саммер - Истинный принц [litres]

Должно быть, я обезумела. Неужели я думала, что смогу убить лесным орехом могущественную древнюю ведьму, которая может поставить на колени даже будущего императора? Орехом, который моя фея вытащила на рынке из кучи лошадиного навоза? Что со мной случилось, если я верю в подобную чушь?

Выражение лица Испе́ра меняется: он по-прежнему смотрит на ведьму, но не так, как раньше. Теперь его лицо объято не отчаянным ожиданием очередной атаки, а любопытством. Изумлением. Надеждой.

Я следую за его взглядом и вижу, что румяные щеки рыночной торговки увядают. Сначала они становятся морщинистыми, затем впалыми и вскоре меняют цвет. Постепенно вся голова ее сжимается, платок сваливается на пол и обнажает безволосую голову, цвет и поверхность которой выглядят словно совершенно засохшая слива.

Из пасти монстра уже ничего не вылетает, кроме серой порошкообразной пыли, от которой Испе́р предусмотрительно уклоняется. Тело ведьмы неподвижно: оно сморщивается так же, как и голова, только медленнее. Когда одежда обвисает на иссохшем теле, оно, до сих пор стоявшее вертикально, падает. С грохотом валится на пол, словно кто-то коснулся высохшего скелета и заставил его развалиться. Последним на землю падает череп. На какое-то короткое мгновение мне кажется, что в глазницах снова вспыхивает лето – старые времена, которое ведьма пыталась спасти, те колдовские дни, которые неизбежно прошли. Но и эта мечта тускнеет и угасает, пока не остается ничего живого. Череп трескается и распадается.

Я действительно отправила ее в ад – ведьма мертва.

Яблоко, которое ведьма держала в руке, падает вниз и катится по настилу дощатого пола: такое же свежее и золотисто-красное, как и раньше. Но оно не может быть настоящим: в конце концов, у нас сейчас стоит зима, и наверняка яблоко, как и образ рыночной торговки, – всего лишь иллюзия.

– Огонь в ее очаге все еще горит, – говорит Испе́р. Он тяжело дышит, но мало-помалу его грудь вздымается и опускается все медленнее. – Вот почему яблоко все еще здесь. Нам нужно погасить его.

Я заглядываю за прилавок магазина и вижу Випа и его дедушку, которые все еще обездвиженные лежат на полу.

– И с ними так же? – спрашиваю я. – Ее магия будет жить, пока горит очаг?

– К сожалению, да, – отвечает он. – Но не беспокойся. Мы найдем очаг и потушим его. Нас никто не остановит.

– О, ну не знаю, – встревоженно говорю я. – Ты когда-нибудь слышал о Священной роще Короля-Призрака?

– Разве что в легендах. Если она и существует, то я не знаю, где она. Что даже к лучшему, ведь в сказаниях говорится, что каждый, кто незаконно проникает туда, оказывается запятнанным навеки.

– Но ведь она разожгла свой очаг там! – восклицаю я. – Во всяком случае, так она утверждала.

– Ты смотри. – Вот и все, что говорит на это мой израненный принц, когда вдруг, к моему изумлению, его лицо просветлело. По лбу и щеке у него бежит кровь, а он смотрит на меня и выглядит счастливым. Усталым, меланхоличным, измученным – и в то же время счастливым.

– Что такое? – удивляюсь я.

– Несколько месяцев назад мой отец поведал мне, что солгал тогда, в детстве, – отвечает он. – Будто бы поймал всех заговорщиков после нападения на меня. Он признался, что тот, кто желал моей смерти и напал на меня посреди рыночной площади Толовиса, все еще на свободе. После этого откровения я знал, что встречусь с ней снова: с торговкой с яблоком в руках, которая хотела меня убить. И вот это произошло. Это случилось, и я выжил. И удалось мне это куда легче, чем в прошлый раз.

Я смотрю на яблоко, валяющееся на полу. Оно так похоже на спелое и вкусное – хорошее яблоко. Ему не понять, насколько отравлена была душа, породившая его.

– Кошмары не прекратятся только потому, что она мертва, – продолжает Испе́р. – Ничто, даже возмездие, не может изменить прошлое. Но я справлюсь. Мы должны быть умнее других, Клэри, и позаботиться о будущем. Твой отец пал жертвой мести моего отца. Мой отец хотел уничтожить Короля-Призрака и волшебников, которые пользовались его силой, с помощью того же соблазна, жертвой которого чуть не стал я. Этот соблазн – яблоко. Меня едва не убили, но и твой отец еще жив. Мы разбудим его, как ты и хотела. Он сам отправится в Священную рощу, где бы ни находилось это заколдованное место, и потушит ведьмин очаг. Как думаешь, сделает он это?

– Да, – отвечаю я. – Непременно.

– Хорошо, – говорит Испе́р. – Тогда пойдем и очистим этот мир от всех отравленных яблок на свете.

– А разве тебе не нужно обратиться к целителю?

Испе́р качает головой.

– Все в порядке, – отвечает он. А когда видит, что его слова не возымели на меня действия, достает из нагрудного кармана плоскую банку, открывает ее и сует мне под нос. Мои ноздри вдыхают насыщенный резкий аромат, и мне кажется, будто в голове расцветают цветы.

– Еще одно чудодейственное средство нашего создателя рецептов лечебной магии. Я и сам немного освоил исцеляющую магию. Я смогу все залечить на ходу, уверяю тебя! А как насчет тебя? С тобой все в порядке?

– Да, – отвечаю я. – Только есть хочется.

– Ну, так мы в пекарне, возьми себе что-нибудь, – шутит он.

Я осматриваюсь. Мы находимся в руинах пекарни, окруженные непроглядной чернотой, поскольку чары ведьмы до сих пор не ослабли. Повсюду, среди разбитых шкафов, полок и витрин, валяются крендели, круассаны и булочки с изюмом. К сожалению, все они обуглены.

– Бедная пекарша, – говорю я, вспомнив, что она, парализованная, лежит в соседнем помещении. Быстро протискиваюсь через трещину в стене и вижу, что она, застывшая, неподвижно лежит под столом, заколдованная теми же чарами, что и Вип с его дедушкой.

– Магазин можно будет восстановить, – говорит Испе́р, когда я возвращаюсь к нему. – Она, само собой, получит щедрую компенсацию.

Это утешает, но боюсь, события этого дня не помогут укрепить мою новую нежную дружбу с пекаршей. Она просила меня уберечь ее от всяких разногласий, а в результате получила полностью разрушенный магазин. О, что это, яблочный батончик? Там, на чуть расплавленных остатках подставки для зонтов?

– Как думаешь, батончик съедобен? – спрашиваю я. – Вы обстреляли все вокруг злой магией.

– Это у нее магия злая, а у меня – нет. Подставку для зонтов уничтожил я, так что батончик должен быть съедобен, ну по крайней мере с той стороны, что не обуглена.

Я не заставляю его повторять дважды и засовываю неповрежденную часть булки в рот.

– Мы отправимся в призрачное время, – говорю я, быстро пережевывая. – Надеюсь, выход из коридора закончится где-нибудь поблизости от дома гномов. Я очень удивлюсь, если окажется не так, потому что это место находилось на важных тропах, еще когда мой отец бодрствовал.