Александр Воропаев - Новые люди. Том 1 [litres]

Мрачный рыцарь Утес на своем черном мохнатом коне. Оруженосец Барриона.

Слуга Утеса Тевон – толстый малый с вечно испуганным лицом на пегом муле.

Однодворец Уго Стерн – свободный всадник, продавший ярлу свой меч на один год. К слову сказать, это был самый длинный меч, который довелось видеть Барриону. Обладатель вез его за спиной, и эфес поднимался крестом над головой рыцаря.

Двое слуг Барриона: чернявый Мусс на невысокой пузатой лошадке и Текс – полная ему противоположность. Жидкие светлые волосенки, выпуклые бледно-голубые глаза и задумчивая полуулыбка.

Сзади за тюками, притороченными к седлу, в неприметной дерюжке у него покоилась лютня. Этот парень плохо годился в слуги знатному сквайру, был наивен, ненаходчив и доверчив, за что часто получал пинки от Мусса. Его главным достоинством было удивительное владение бережно оберегаемой лютней. Текс не просто пел чужие сказания, он сам был творец. За это Баррион закрывал глаза на его промахи в службе.

Седьмым был мальчишка Хонг. Паж Эльгера, который давно уже перерос свою детскую должность. Он ехал позади всех на каурой изящной лошадке. Молодая и игривая, она делала попытки догнать остальных лошадей, но юноша тут же осаживал ее.

Баррион взглянул на Риарда Хонга только один раз, когда они выезжали из Капертаума. Он отметил, что юноша правильно одет и к лошади приторочена переметная сумка – значит, он подошел к путешествию ответственно. Более близкое знакомство решил перенести. Нужно было передать дела в Пархиме Эльгеру, а Баррион не вполне понимал, что это значит. Представлять брата бургомистру – значит поставить под сомнение в глазах жителей Пархима статус эрла. Властителю или его наследнику не требуется посредник для разговора с вассалами. Герольд обставит это лучше.

Было еще одно важное обстоятельство, и мысли Барриона постоянно возвращались к нему. Утром, перед отъездом из Капертаума, Мусс был послан за почтовыми птицами к мейстеру Духару и принес от него скрученную ленту. На послании стояла печать Альды. Баррион не стал сразу открывать его…

Это было неразумно и совсем не похоже на него, но какое-то странное предчувствие заставило отложить прочтение письма на потом.

В Пархиме Баррион сопроводил брата до лагеря на Мольтке-платц. Затем они вместе с полковником Эррумом проинспектировали форт на плотине.

Из города путешественники выехали только в полдень.

Это беспокоило Бариона. Если трактир кривого Серко все еще находился на своем привычном месте, путники могли добраться туда только за полночь. Оставалось надеяться, что дорога удлинилась только на две лиги, которые добавил Пархим. Все равно им еще предстояло, не мешкая, найти второй конец разорванной новыми землями королевской дороги, иначе ночевать действительно пришлось бы вблизи курганов Истода.

Возделанные поля со всех сторон окружали Пархим, и было легко увидеть границы новых земель. Старый привычный лес стоял вокруг них непоколебимой стеной.

Всадники разъехались по свежей пахоте веером в сторону этой границы. Чернявый Мусс первым нашел среди деревьев нужный просвет, который выведет путников на королевский тракт. Проворный слуга замахал руками, приподнявшись в седле, и над влажным полем пролетел его залихватский свист.

Путники развернулись и поспешили в ту сторону. Через полчаса копыта их лошадей уже бодро цокали по знакомой дороге.

Баррион придержал своего коня и подождал, когда богатырский конь Утеса поравняется с ним.

– Я не видел в Пархиме королевского чародея. Ты ничего не слышал о нем, пока я занимался с братом?

– Слышал, как Эльгер искал его, – сказал рыцарь. – Полковник не смог ему ответить, где Суток. Эрла это не порадовало.

Баррион задумался. Чародей хотел разыскать среди новых людей сильного волшебника. Если он пропал с глаз потому, что нашел то, что искал, – это хорошо? Или, напротив, причина для нового беспокойства? Суток за помощь обещал брату возрождение королевства Элендорт. Но отец смотрит на это иначе. Когда он очнулся, то явно объявил об этом. Ярл предпочел бы, чтобы чародеи не лезли в его дела. Ни новые, ни старые. Дерик считает, что они очень ненадежные союзники и всегда играют в свои игры. Строптивый вассал никуда не денется из своих владений, не увезет семейную твердыню к другому ярлу на собственном загривке. А эти – надвинут островерхие капюшоны на лицо, и что на самом деле кроется за их посулами и намеками – никогда не разберешь. Отродье Вдовьих островов. Уж проще иметь дело с людьми.

– А этот мальчишка – Хонг, – сказал Утес, жуя на ходу кусок сушеного мяса, – он же паж эрла. Зачем он с нами?

– Эльгер передал его мне. Не хочет Хонга возле себя, – ответил Фюргарт.

Еще одна забота. Баррион не знал, как суровый рыцарь отнесется к тому, что он сделает Риарда своим вторым оруженосцем. Получится, что он этим поднимет воспитанника до уровня Утеса.

– У парня уже пробиваются усы, – сказал рыцарь, лениво жуя. – Не пора ему быть бакалавром при рыцаре?

– Хорошо, что ты заговорил сам. Я хотел спросить об этом тебя, – ответил Баррион. – Ты свободный всадник и блестящий рыцарь, а вместе с тем довольствуешься должностью кутильера, почетного оруженосца при моей персоне. Ты же понимаешь, что мне вряд ли предстоит когда-нибудь стать властительным лордом на Овечьих Холмах. А сейчас я сделаю Хонга своим меченосцем или щитоносцем. Ты не затаишь обиду?

– Меня устраивает моя жизнь, – равнодушно ответил Утес. – Что я буду делать дома, в Земляничном доме? Каждый раз, когда я наведываюсь домой, жена тяжелеет и всегда приносит девчонку.

– И часто ты бываешь в своих владениях?

Рыцарь задумался. Его длинное лицо напряглось.

– Пять раз за последние восемь лет, – сказал он. – Делай Хонга оруженосцем. Отец стал таскать меня по Овечьим Холмам с двенадцати лет, и ему всегда было наплевать, где я сплю и что ем, главное, чтобы у него под рукой был острый меч и вино в бурдюке. Что еще надо, чтобы мальчик стал мужчиной, если не служба рыцарю? Посмотри на меня, меч дал мне все, что я имею. Даже мое скромное имение это приданое жены. Ее сердце я завоевал этим клинком на турнире. И очень кстати. В их роду не нашлось мужчины, которому можно было передать фамильный маерат. А я смог убрать со своего щита косую полосу.

– Ты был рожден бастардом? – вскинул на него глаза Баррион.

– У нас говорят проще – ублюдком… но последний, кто назвал меня так, много лет как гниет в болоте Щавелевой Гати. Хотя ему и удалось оставить след на моей щеке.

Когда солнце начало клониться на запад и слепить глаза путникам, лес по обеим сторонам дороги начал редеть. Темные ели и розовые сосны стали уступать первенство корявым дубам и бледнокожим остролистам. Эти гиганты не любили соседства других деревьев, безжалостно глушили подлесок. Хотя солнце опускалось, лес с каждой лигой становился светлее. Внизу, под кронами, видно было далеко, как в королевском парке. Это означало, что они приближались к Запретным курганам.