Дана Арнаутова - Грани безумия. Том 1

И девушка… Да, фигура невероятно похожа, но тело слишком безупречное, гладкое, без единого пятнышка. Где веснушки? Где сливочная теплота кожи и чуть заметно выступающие косточки? Где мокрые рыжие волосы, разметавшиеся по плечам, золотые ресницы и брови над зеленью глаз, чуть припухлые розовые губы… Лучано на миг увидел синьорину так явно, словно какой-то зловредный иллюзорник пошутил над ним, заменив мраморный идеал на живую девушку, – и опять едва не застонал. Не то… Прекрасная, безукоризненная – и каменная.

«Простите меня, госпожа, – подумал он, не видя и не слыша ничего вокруг – только ставшую вдруг грустной улыбку статуи да пенье водяных струй вокруг нее. – Мое восхищение по-прежнему принадлежит вам. Но любовь… Любовь, кажется, уже нет. Я не могу любить камень, как бы он ни был безупречен. Может, именно потому и не могу. Я благодарен вам за все эти годы, когда ваш образ хранил мою душу. Но тот мальчик, что был влюблен в самую прекрасную на свете девушку… Он вырос и понял, что любить можно только живое. Пусть оно никогда не ответит на страсть. Неважно! Любовь, которая невозможна без обладания, это не любовь, а просто жадность. Но то, что любишь, непременно должно быть живым. Теплым, способным улыбнуться и уйти – а потом вернуться к тебе, если пожелает. Несовершенным, не вознесенным на пьедестал… Прости меня, «Весна»… Я по-прежнему не знаю ничего красивее тебя. Но оказалось, что одной красоты мало».

Наклонившись, он набрал в исколотые розами ладони воды из фонтана и плеснул в разгоряченное лицо. Потом еще раз и еще. Виновато улыбнулся «Весне» и постарался запомнить ее такой, как видел. Бесконечно прекрасной, молодой, не знающей печали и разочарований. Что богине мысли какого-то человека? Лучано уже давно не будет на свете, а «Весна» останется, восхищая и влюбляя в себя других. И, наверное, это правильно. Сказки должны оставаться в детстве, а любовь, закончившись, превращаться в тихую благодарность, а не в разочарование.

Снова улыбнувшись, глубоко вдохнув и выдохнув, Лучано повернулся и ушел от фонтана. Ему все время казалось, что пока он снова пересекает площадь, выходя к нужной арке, «Весна» глядит ему вслед с мудрой, лукавой и грустной улыбкой без тени разочарования и обиды.

К палаццо мастера Ларци он шел в странном настроении, изо всех сил пытаясь опять почувствовать себя дома. Оказывается, раньше он и не замечал этого чувства, как не замечаешь собственной молодости и здоровья, пока они с тобой, а стоит заболеть, сразу понимаешь, как прекрасно жил раньше.

Вот и сейчас он шагал по извилистым улочкам Вероккьи, поражаясь, что по-прежнему знает здесь каждый камешек, но почему-то родной и любимый город больше не кажется единственным местом на земле, где можно жить. Хотя дома здесь все равно красивее и ярче, чем в Дорвенне, сады – пышнее, разговоры прохожих и перекличка из окон – громче и забавнее. Так что все по отдельности намного лучше, а вот вместе… Почему-то он запомнил Дорвенну не нарядно-летней, а зимней, какой увидел впервые, серой и пасмурной, словно глаза Альса, когда тот сердится. Но ведь это же не причина, чтобы не любить его и в эти моменты, м?

На Мосту Поцелуев было по-прежнему шумно, журчала внизу серебристая гладь воды, и одуряюще пах товар лоточников, что выстроились вдоль ажурных каменных перил. Лучано сглотнул слюну, поняв, что чудовищно проголодался. Та чашечка шамьета и несколько виноградин в гостях у Риккарди – это все, что оказалось у него во рту за целый день. И этого было совершенно недостаточно!

«Меня, может быть, убьют сегодня вечером, а я думаю о еде? – язвительно спросил он сам себя и тут же ответил: – А что изменилось? Меня могли убить в любой день за эти двадцать шесть с лишним лет, начиная прямо со дня моего рождения. Думать о еде и прочих нужных и приятных вещах это мне никогда не мешало!»

– Купите жареных колбасок, благородный синьор! – оживились, как и положено, торговцы. – А вот пироги для вашей светлости! С вишней, с ревенем, с телятиной, с яйцом! Окажите милость, благородный синьор, попробуйте мое вино! Конфеты, медовые конфеты с орехами! Цукаты апельсиновые, вишня в амарилье! Щедрый синьор, купите корзинку конфет вашей прекрасной даме! А лучше – три корзинки! У такого красивого нарядного синьора не может быть всего одной дамы!

Последний аргумент Лучано искренне восхитил, хоть и заставил грустно усмехнуться про себя. Ну, положим, одну корзинку можно привезти в подарок Альсу – монсиньор обожает сладкое. Еще одну послать Айлин и не забыть добавить к ней апельсинов, как обещал. А третью придется разделить с Лионелем и Перлюреном. И никаких дам! Вот ведь как бывает. Ни молодость с красотой, ни титул с богатством, ни удачливость – ничто не служит залогом, что тебе непременно повезет в любви.

Конечно, сговорчивую красотку, чтобы успокоить кровь, можно найти и в Дорвенне, иначе Лучано за эти полгода уже на стену полез бы. Но это же так… почти как самому себя порадовать, только приятнее. А потом даже встречаться с этими девицами второй раз не хотелось, хотя они-то как раз были не против…

– Три так три, – хмыкнул он, снова запуская руку в кошелек, где еще оставалось прилично денег. – Насыпь-ка всего разного и побольше. Хм… пожалуй, даже четыре… Нет, пять! Набери пять корзинок!

Точно, одну надо послать Вальдеронам, а еще одну – грандсиньору Дункану. Он, правда, сладкое не очень любит, но наверняка найдет, кого угостить. Синьору Элоизу, например.

– О, благородного синьора ждет прекрасный вечер! – восхитился торговец, глянув на Лучано с искренним уважением. – Целых пять дам! Да поможет вам Всеблагая Мать, великолепный синьор! Осмелюсь посоветовать, тут на соседней улице есть аптека старого Гвальтерио, он делает особую настойку! Несколько капель, и ваши дамы останутся в полном восторге! Только умоляю, не заглядывайте ко всем пяти за одну ночь. Молодость молодостью, но сердце надо поберечь. Не хотелось бы потерять такого щедрого клиента!

Лучано, который умел делать эту самую настойку не хуже синьора Гвальтерио и прекрасно знал ее действие, только усмехнулся и кивнул, расплачиваясь.

– Благородный синьор прикажет куда-то отправить? – деловито поинтересовался кондитер, и стайка мальчишек, что околачивались неподалеку, навострила уши.

– Обязательно, – невозмутимо отозвался Лучано и вытащил еще пару медяков. – Эй, синьорино, кто знает палаццо мастера Фарелли?

Действительно, нет никакой необходимости самому тащить увесистые корзинки. День сегодня жаркий, шелковый камзол и так уже измялся, а еще эта рапира на боку… С одной стороны – удобно, никто тебя не толкнет в толпе, разве что кошелек срезать попытаются, но в Вероккье нет настолько тупых карманников, чтобы обокрасть Шипа, как бы он ни вырядился. С другой – рапира тяжелая, да и с пятью корзинами конфет будет смотреться попросту нелепо. О том, что благородные синьоры предпочитают ездить верхом или в карете, Лучано, оказавшись дома, забыл напрочь.