Дана Арнаутова - Грани безумия. Том 1

Вручив монету подлетевшему мальчишке, он пошел дальше, не обращая внимания на удивленный взгляд кондитера – тот явно не ожидал услышать этот адрес.

Так, снова пироги… Может, купить домой парочку? Лучано впервые задумался, кто носил мастеру Ларци свежую выпечку, пока его не было? Да, мясник, зеленщик и молочник у мастера свои, постоянные. Прекрасно знают вкусы почтенного клиента, продукты доставляют на дом. Но вот выпечка… Почему-то не хотелось думать, что Ларци достаточно попросить о том же пекаря. Все эти годы покупать хлеб и печенье было святой обязанностью Лучано, которую он любил и искренне гордился ею! И никогда не задумывался, как легко заменить его в доме мастера. Может быть, мастер уже взял нового ученика?! Должен ведь кто-то подметать ему двор, убирать в лаборатории, варить простые зелья и готовить ингредиенты для сложных?

Настроение начало портиться на глазах, как погода в Дорвенанте – с той же легкостью и стремительностью. И к знакомому булочнику Лучано подходил уже с желанием побыстрее разделаться с покупками, которые его и так никто не заставлял делать.

– О, синьор Фортунато! – встретил его почтенный хлебопек с немалым удивлением. – Давненько вас не было видно! А… разве сегодня где-то карнавал?

– Что? – растерялся Лучано. – Почему?!

– Ну как же… – Булочник со значением оглядел его с ног до головы. – Дело молодое, мой юный синьор, но вы бы поосторожнее. За незаконное ношение дворянской одежды можно и в колодки под плети угодить. Что, поспорили с кем-то? Или к девице собираетесь? Нехорошо, юный синьор, нехорошо… – повторил он с мягкой, почти отеческой укоризной. – Выдавать себя за кого-то другого, еще и дворянина, последнее дело. Сняли бы вы этот камзол, юный синьор, да и перстни с рапирой тоже – подальше от греха! И послушайте совета старика – девушка, которой можно задурить голову фальшивыми драгоценностями да чужим камзолом, не стоит подобных стараний.

Несмотря на раздражение, Лучано едва не рассмеялся. Ну конечно! Для жителей Вероккьи, которые знали его раньше, он по-прежнему приемный сын и подмастерье обычного горожанина – не больше. И перстни на его пальцах фальшивые, как же иначе? И камзол – чужой. И понятно, что почтенный хлебных дел мастер, который при встречах с достоинством раскланивается с Ларци – таким же почтенным парфюмером, имеет право пожурить дерзкого мальчишку, что напрашивается на немалые неприятности.

– Спасибо за совет, мастер, – улыбнулся он, кланяясь. Правильно кланяясь, как подмастерье, а не как благородный синьор. – Обязательно переоденусь и больше не буду. Вы правы, с друзьями поспорил, что пройдусь по Вероккье в таком вот виде. – И развел руками под милостивый кивок булочника. – А теперь можно мне как обычно?

– Вот и хорошо, вот и славно, – одобрил тот, успокаиваясь. – А фокаччу с вафлями я уже утром отправил вашему мастеру! Булочки-то он не брал, пока вас не было… Да они, кстати, сегодня закончились, день-то к вечеру.

– Что, совсем закончились? – сам удивившись, что голос дрогнул, спросил Лучано.

Пекарь, увидев его расстройство, покопался в большой корзине и с триумфом заявил:

– Одна осталась! Прямо как вас дожидалась! Вот, берите, да не забудьте передать мой поклон мастеру Ларци.

– Непременно, – кивнул Лучано, забирая выпечку, завернутую в полотенце. – Непременно передам.

Легко сбежав по ступеням, он оставил Мост Поцелуев позади и свернул в нужный переулок. Дверь оказалась открыта, ключ доставать не пришлось, и от этого простого знака, что его ждали, на душе потеплело. Заперев за собой садовую калитку, Лучано пошел к дому, каждое мгновение ожидая, что вот-вот из кустов на него прыгнут, поймают мягкими лапами, заглянут в глаза – что ты нам принес с такой долгой охоты? Но кошек не было, и когда он подошел к дому, то понял почему. С террасы слышался негромкий разговор – мастер принимал гостя. И кошки, конечно, крутились там, причем не столько ради угощения, сколько из вечного любопытства, присущего этому племени.

– Грандмастер Лоренцо, мое почтение! – поклонился Лучано, входя на террасу. – Мастер…

Положив сверток с выпечкой на накрытый стол, он встал на колени и поцеловал руку Ларци, а потом замер, не торопясь выпрямляться.

– Ну-ну, мальчик мой, – улыбнулся Ларци, погладив его по слегка растрепавшимся волосам. – Вставай и садись к нам. Вижу – глаза голодные. Неужели их высочество Риккарди тебя не покормил?

– И не подумал, – наябедничал Лучано, подходя к умывальнику в углу террасы и ополаскивая руки. – Угостил только чашкой шамьета и разговорами.

– Бережливость – главная добродетель торговца, – усмехнулся Лоренцо, бесцеремонно разворачивая сверток. – О, мое любимое!

И сцапал булочку с корицей, от которой тут же откусил! Единственную булочку, с таким трудом найденную Лучано! Не съеденную им по дороге, хотя запах от нее был такой, что в глазах темнело, а в животе урчало! И только потому не съеденную, что Лучано собирался запивать ее шамьетом, который хотел сварить для себя и мастера!

Проглотив глупую обиду, он вытер руки полотенцем, а повернувшись, увидел, что мастер Ларци смазывает ломоть фокаччи сливочным маслом, укладывает на него здоровенный кусок ветчины, сыр, зелень и накрывает еще одним слоем фокаччи.

– Балуешь ты его, Ларци, – хмыкнул Лоренцо, запивая остатки мгновенно съеденной булочки. – Молодых надо держать впроголодь, они от этого злее.

– Вот своих и держи, – добродушно парировал Ларци. – Мне мой ученик нужен сытым и здоровым, а от долгого голода портится желудок. Ешь, мальчик.

И подвинул этот слоеный ломоть к Лучано, который вцепился в роскошное угощение, изнемогая от благодарности.

– Да уж, натворил дел твой мальчик, – снова усмехнулся Лоренцо, откидываясь на спинку плетеного из лозы кресла. – Вляпался в Дорвенанте так, что о нем вся Итлия говорит. Хорошо еще у нас думают, что Фарелли-наемник из Дорвенанта и Фарелли-приказчик из Вероккьи – это два совсем разных Фарелли.

– Ну а с чего людям думать иначе? – пожал плечами мастер Ларци и отломил кусочек вафли. – Как будто в Итлии мало Фарелли! Ты ешь, Лучано, ешь. Совет мастеров – штука долгая, рано нас не отпустят.

У Лучано разом свело желудок, а очередной проглоченный кусок едва не застрял в горле. Он торопливо плеснул себе сангретты из большого кувшина, стоящего тут же на столе, и запил мягкий липкий хлеб.

Словно почувствовав что-то, из-под нависающих над краем террасы ветвей вылезла Мандрагора, подошла и потерлась об его ноги. Лучано погладил ее, посмотрел туда, где развалились на прогретом солнцем полу остальные кошки. Аконит лениво ловил лапой паука, уже лишившегося половины ног. Рыжая пушистая красавица, в которой с трудом можно было узнать прежнюю облезлую Наперстянку, подставила солнцу брюхо, бесстыдно раскинув лапы. А Белена выросла чуть ли не вдвое, став крупнее даже немаленького Аконита и превратившись в белый меховой шар, который напомнил Лучано дорвенантские сугробы. Конечно, до размеров Дона Леона ей было далеко, но такой большой кошки Лучано среди обычных городских мышеловок не встречал.