Шелби Махёрин - Кровь и мёд [litres]

Кроме того шассера, что стоял позади меня. Свою балисарду он прижал к моему горлу.

Другой подошел к мадам Лабелль. Он полоснул ее клинком до крови, и она застыла.

– Ты мог бы хотя бы велеть помыть его, – слабо сказала мадам Лабелль. – Он ведь не животное. Он твой сын.

– Твои слова оскорбительны, Элен.

Огюст присел рядом со мной и провел у меня перед лицом ладонью. Я попытался уследить за ней взглядом.

– Я даже своим псам не позволил бы сидеть в их собственной рвоте. – Он прищелкнул пальцами. – Рид, ты должен сосредоточиться. Месса начнется через четверть часа, и опаздывать мне нельзя. Все в королевстве ждут, что я стану оплакивать этого полоумного святошу. Я никак не могу их разочаровать.

Туман моих мыслей прожгла ненависть.

– Однако ты, как никто, понимаешь, как важно порой бывает притворство, верно? – Огюст вскинул золотистую бровь. – Ты ведь всех нас сумел обмануть. Даже его самого.

У меня снова скрутило желудок, но король успел отпрыгнуть вовремя, с отвращениям кривясь.

– Строго между нами, я рад, что ты его убил. Не счесть, сколько раз этот мерзкий лицемер читал мне нотации – подумать только, мне! – при том, что сам в свое время успел присунуть Моргане ле Блан.

– Да уж, мерзкий лицемер, – многозначительно повторила мадам Лабелль.

Шассер дернул ее за волосы и вдавил клинок глубже ей в шею. Мадам Лабелль замолчала.

Огюст не обратил внимания на ее слова и оценивающе оглядел меня.

– Инъекция подействовала на тебя. Полагаю, это можно считать доказательством слов Филиппа. Ты и в самом деле ведьмак.

Чистым усилием воли я поднял голову. На секунду. На две.

– Хотел бы я посмотреть, как болиголов… подействует на вас … Ваше Величество.

– Ты их отравил? – неверяще спросил Бо.

Другой шассер держал его в углу. Олиана отчаянно затрясла головой, но Бо будто и не заметил.

– Ты ввел им болиголов ?

– Чертов избалованный гаденыш. – Огюст закатил глаза. – Сейчас у меня попросту не хватит терпения, чтобы слушать тебя, Борегар. И тебя тоже, Олиана, – добавил он, когда та попыталась возразить. – Если кто-то из вас заговорит снова, пусть пеняет на себя. – Мне же он сказал: – А теперь отвечай. Как это возможно? Как ты появился на свет, Рид Диггори?

Непрошеная усмешка расплылась у меня на лице, и в мыслях послышался голос Лу. Даже тогда, оказавшись в ловушке за кулисами театра с двумя смертельными врагами, она была совершенно бесстрашна. Или же просто глупа. Так или иначе, Лу и не подозревала, насколько тогда была права.

– Полагаю… – выдохнул я, – когда мужчина и… ведьма… сильно-сильно любят друг друга…

Я ожидал его удара. И когда удар последовал, я врезался головой в спинку стула и замер. Смех сорвался с моих губ, а Огюст посмотрел на меня, как на насекомое, на таракана, которого хотел раздавить сапогом. Возможно, так и было. Я расхохотался вновь от мысли о том, как все это иронично. Сколько раз я сам дурманил ведьму? Сколько раз у меня на лице было в точности такое же выражение?

Огюст крепко схватил меня за подбородок.

– Говори, где она, и обещаю – ты умрешь быстро.

Моя усмешка медленно растаяла. Я промолчал.

Он еще больнее вцепился пальцами мне в лицо, возможно, даже до синяков.

– Ты любишь крыс, Рид Диггори? Создания, безусловно, уродливые, однако не могу не признать, что духовно я ощущаю с ними некое родство.

– Неудивительно.

Огюст снова улыбнулся. Холодно.

– Крысы умны. Находчивы. Ценят свою жизнь. Возможно, тебе стоит поучиться у них.

Я снова промолчал, и он улыбнулся шире.

– Любопытный факт: если поймать крысу в ловушку на животе человека – накрыть ее, скажем, горшком, а потом нагреть этот горшок… знаешь, что делает крыса?

Я снова промолчал, и Огюст потряс мою голову как бы в знак ответа.

– Она вгрызается человеку в живот, Рид Диггори. Царапает, рвет кожу, плоть и кость, лишь бы спастись от жара. Она убивает человека, чтобы выжить самой.

Наконец Огюст выпустил меня, встал и вытащил из кармана носовой платок. Затем брезгливо вытер мою рвоту с пальцев.

– Настоятельно советую тебе ответить на мой вопрос, если только ты не желаешь оказаться на месте этого человека.

Мы уставились друг на друга. Лицо Огюста снова размылось в тумане.

– Я ничего тебе не скажу, – ответил я просто.

Слова эхом прокатились по безмолвной комнате.

– Хм-м. – Он взял со стола что-то маленькое. Черное. Чугунное. – Ясно.

Это был горшок.

Стоило бы испугаться. Возможно, от страха меня уберег болиголов. Или же тошнота и страшная головная боль. Огюст хотел , чтобы я его боялся. Я видел это в его глазах, в улыбке. Он хотел, чтобы я дрожал и молил его о пощаде. Этот человек наслаждался властью. И ведь когда-то я служил ему. Был его охотником. Жаждал его королевской благосклонности. Даже после, узнав, как Огюст связан с моим зачатием, с моими страданиями, в глубине души я все равно хотел узнать его ближе. Мечтал о том его образе, что создал сам по рассказам матери. По доброй воле надел ее розовые очки. Но этот человек оказался совсем другим.

Он был настоящим.

И отвратительным.

И сейчас, глядя на него, я чувствовал лишь разочарование.

Огюст медленно поставил горшок на решетку над огнем.

– Я спрошу тебя в последний раз – где сейчас Луиза ле Блан?

– Отец… – взмолился Бо, но по мановению руки короля шассер ударил его по голове. Тот ошеломленно обмяк, и Олиана закричала. Она бросилась к сыну, но Огюст схватил ее за талию и отшвырнул к столу. Рыдая, она рухнула на пол.

– Я сказал, молчать! – прорычал Огюст.

Мадам Лабелль изумленно посмотрела на него.

– Кто ты? – неверяще спросила она. – Человек, которого я любила, никогда бы не обошелся так со своей семьей. Это ведь твоя жена . Твои сыновья …

– Они мне не сыновья. – Багровея, Огюст схватился за подлокотники кресла мадам Лабелль. Наклонился ближе к ее лицу, сверкая глазами. – И у меня будут еще сыновья, Элен. Я готов наплодить еще сотню сыновей в пику этой гнусной белобрысой суке. Мое наследие будет жить. Ты меня поняла? Даже если мне придется перетрахать всех до единой женщин на этой земле, мне наплевать – я не отступлю. – Он поднес ладонь к лицу мадам Лабелль, но не коснулся ее. Только сжал пальцы с ненавистью. И с тоской. – Такая красивая… И такая лживая тварь . Что же мне с тобой делать?

– Прошу, остановись. Это ведь я. Я, Элен…

– Думаешь, я любил тебя, Элен ? Думаешь, ты была особенной?

– Я знаю это. – В глазах мадам Лабелль сверкала яростная решимость. – Я не могла признаться тебе, что ведьма, – и за это я прошу прощения, – но ты знал меня, Огюст. Знал меня душой и сердцем, и я знала тебя. Наши чувства были искренними. И наше дитя родилось от любви, а не от похоти или… долга. Прошу, оставь слепую ненависть и вспомни. Я все та же, что и прежде. Узри меня, mon amour, узри своего сына. Ему нужна наша помощь.