Алекс Анжело - Сон и Пепел [litres]

У Морана была какая-то магическая способность выводить меня из себя. А чтобы сотворить это с эмпатом, надо очень постараться. Бабушка Фредерика часто говорила, что мой дар сильнее, чем у остальных, а значит, чем чаще я им пользовалась, тем быстрее выгорали, словно спички, мои собственные эмоции. А прибегала я к нему постоянно…

– Подожди-подожди! – поспешно попросил Люций, плывя ко мне и баламутя воду.

Я медлила лишь мгновение, смотря на его бессовестное лицо и сделав только один маленький шаг к краю. Но резко остановилась, когда вдруг раздался разъяренный возглас – чужая ругань потревожила птиц, и они взметнулись ввысь с росших поблизости деревьев.

– Эй вы! Вот же паршивцы!

Я вздрогнула, мгновенно узнав голос наставника.

Крутанувшись на пятке, развернулась… по крайней мере, попробовала… но с ногами творилась какая-то ерунда. Размахивая руками в бесполезных попытках сохранить равновесие, я буквально скатилась по камню вниз.

Миг – и громогласный всплеск разлетелся по округе.

Я упала в водоем. Погрузилась с головой в священное озеро и не могла нащупать дна. Я умела плавать, но из-за внезапности всего случившегося ухватилась руками за что получилось, и это оказался ворот мантии Люция. Замерев, я уставилась в его лицо, которое оказалось столь близко, – идеальная фарфоровая кожа блестела от влаги, а в глубине глаз цвета дыма по ободку вспыхивала тьма.

– Вот видишь. Я же говорил, кто-то натер камни, – весело и беззаботно проговорил он, улыбаясь во все зубы, пока его друзья хохотали. – Ты почему покраснела? О, не можешь устоять перед моим очарованием?

Люций поиграл бровями. Ему было невдомек, что я покраснела вовсе не от смущения, а от злости. Мне впервые хотелось зарубить кого-то из даэвов. И я даже попыталась достать из ножен свой меч, тянувший меня ко дну.

Но подбежал ругавшийся наставник, и я пришла в себя.

Я оттолкнула Люция, и его голова на мгновение скрылась под водой. Див вынырнул и засмеялся, а мне с новой силой захотелось его утопить. Мое желание было вполне реализуемо, и я даже понимала, что оно неправильно. Подобные мысли не для светлых. Однако поделать с собой я ничего не могла.

Парни в воде продолжали веселиться. Учитель кричал, требуя, чтобы мы вылезли на берег, проклиная всех, включая меня. Он казался мне самодуром, потому что никогда не слушал объяснений.

И здесь, в воде, я вдруг осознала: меня накажут вместе с этими болванами, ведь я тоже потревожила гладь священного озера. Независимо от обстоятельств, я заслуживала наказания. И в этот момент я почувствовала себя по-настоящему глупо и нелепо и на какой-то миг согласилась с Айвен – с той минуты, как я появилась в лагере, надо мной будто навис злой рок.

Все оставшиеся дни я слушала занятия, стоя на коленях, не имея возможности подняться даже в редкие минутные перерывы. Уже после первого дня ноги тряслись и болели, но совсем не это стало для меня истинным наказанием. Настоящей пыткой оказалось соседство с теневой компанией – нам всем выделили место в самом дальнем углу помещения.

Каждый день, несколько часов бок о бок. Их болтовня всегда звучала громче голоса наставника, едва достигавшего противоположного конца комнаты. Этот постоянно вспыхивавший шум поблизости, иногда прерывавшийся тихим смехом, постепенно выводил из себя.

В одной из книг я прочла о пытке, при которой над пленным подвешивали мешок с водой. Из него, прямо на голову заключенному, падала капля за каплей. Через несколько дней некоторые сходили с ума. Эти капли становились хуже кнута, и в последнюю неделю со мной будто происходило то же самое.

Очень часто под конец дня я просто закрывала глаза, чтобы в который раз постараться сохранить спокойствие. За это время я не обмолвилась с дивами ни словом, не отвечала даже на надоедливую болтовню Люция.

Я знала, что он далеко не глуп – хватило даже короткого знакомства, чтобы это понять. К тому же во время опросов наставника не бывало момента, когда Моран не смог бы дать ответа.

Но каждый раз, когда юноша называл мое имя – а это происходило до десяти раз на дню, – меня едва не передергивало. А все поблизости оборачивались, глазея на нас, будто на уличных артистов. Моран же, точно осознавая это, приставал ко мне все чаще и улыбался все шире.

Фредерик вызывался поговорить с ним, но я примерно предполагала, чем завершится эта беседа. Если бы я хотела все решить насилием, то сама бы давно это сделала. А так скандал между светлыми и теневыми орденами – последнее, чего мы должны добиться, приехав сюда.

Сегодняшним вечером, сидя на кровати и накладывая на покрасневшие колени мазь, травяной аромат которой уже давно пропитал все мое одеяние, я вспомнила разговоры Айвен о печати удачи. Мысль не в первый раз приходила в голову, но до сих пор я отмахивалась от нее словно от надоедливого насекомого.

Сходили они с Фредериком к той скале или нет?

После того дня дэва больше не заговаривала об этой истории. Или я просто ее не услышала – признаться, порою девушка болтала слишком много.

Долго просомневавшись и все еще считая затею до невозможности глупой, я все же покинула свою комнату, решив, что могу хотя бы попытаться.

Солнце уже скрылось за горизонтом, последними лучами лаская облака. Над головой пролетали редкие птицы. Тени неумолимо вытягивались, становясь менее четкими, пока на небе затихали последние всполохи света. Лес погружался в тишину, а до общего отхода ко сну оставалось все меньше времени.

Я шла в горку, и Туманный на моем поясе отдавался приятной тяжестью. Скала с печатью находилась у самых границ лагеря. Главное – случайно не забрести дальше и не выйти за пределы территории.

Я торопилась, ускоряя шаг, и уже дошла до росших плотным рядом высоких пышных кустов, как вдруг на меня кто-то налетел.

Мы с Люцием едва не столкнулись носами, а моя рука инстинктивно легла на эфес меча. На некоторое время мы застыли в молчании. Но это молчание было напряженным настолько, что от него в воздухе словно рассыпались искры. Моран сощурился, а позади юноши замерли еще три безмолвные фигуры.

Я осмотрела их одежду – просторные выходные накидки, у одного на поясе виднелся мешочек с деньгами. Я резко схватила Люция за запястье, не позволяя отстраниться. Юноша вздрогнул, смотря на мои пальцы, обхватившие его руку. А я в это время прощупывала его эмоции – недовольство, досада и даже испуг.

«Я чему-то помешала… И теперь он решает, что со мной делать…» – поняла я, ощущая, как нарастает чужая решимость. Разжав пальцы, я собралась отскочить, но было поздно – Моран прикрепил на мое плечо листок с печатью, а потом еще один, и еще. Последний, словно завершающий штрих, был торжественно расположен на моем лбу.