Алекс Анжело - Сон и Пепел [litres]

Ее будто окружал алый ореол, и она была голодна.

Кожа ревенанта потемнела, точно намазанная сажей, у виска отсутствовал клок волос, содранный прямо с кусочком скальпа и теперь алевший еще не высохшей кровью. Все лицо оказалось в крови, она окружала его рот, виднелась на кончике носа. Зубы уже немного изменились – заострились, чтобы лучше разрывать мясо. Одежда выглядела простой, пусть и была порвана, – платье из темной ткани с белым передником. Это была женщина, но я не смогла определить ее возраст.

Сердце с каждым ударом сильнее билось о ребра. Мне показалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Но в то же время я оцепенела, а картинка происходящего передо мной слилась с другой.

Темная ночь. Разломанная в щепки дверь, явившая взору почти такую же тварь. Только со знакомым до боли лицом. Так что при первом взгляде спросонья я даже не осознала случившееся.

Кажется, в этот самый миг в лесу я разучилась дышать. Призраки прошлого в очередной раз настигли меня. Легкие болели. Перед глазами темнело. Еще немного, и я просто позволила бы себя разодрать на куски.

«Сара, посмотри на это с другой стороны – самое страшное ты уже пережила. И теперь ничто другое не потрясет тебя так же сильно. В какой-то степени это хорошо. Многие даэвы погибли рано, потому что не справились со своим страхом», – голос бабушки Фредерика звучал ярко и спокойно. Как всегда, она была права.

Движения ревенанта были резкими – я словно слышала, как скрипит его тело. С каждой жертвой и минутой существо становилось все сильнее.

Я ощутила, как требовательно воззвала ко мне сталь Туманного, но воспользоваться им мне было не дано. Печати не снять. А лес вокруг выглядел как никогда спокойно, и даже яркая луна на небе казалась совершенно обычной. Ничто не говорило о том, что я вот-вот умру. Мир был безмятежен.

Тварь издала рык. Глаза ее мерцали во тьме. Нас разделяло не больше пятнадцати метров.

А мои эмоции утихли. Мне казалось, что за какой-то ничтожный миг я вовсе лишилась всех чувств. Внутри будто воцарилась пустота. И я наконец-то нашла способ остаться в живых.

Тварь упала на четвереньки и, стремительно перебирая руками и ногами, понеслась ко мне… И вдруг остановилась. Сделала еще шаг и, скуля, свалилась на землю. Разрывая почву, закрутилась волчком, пытаясь избавиться от магии. Постепенно издаваемые ею звуки становились все более визгливыми и противными. Она вела себя словно животное, которое резали тупым ножом.

Так продолжалось несколько минут. Я чувствовала, что уже на пределе. Мертвые не испытывали эмоций, но разум ревенанта был соткан из грехов, и если в него нагло пытались примешать нечто противоположное, это приносило существу боль.

Смерть была близко. Она медленно подбиралась ко мне, сминая сопротивление.

И я почти потеряла сознание от головной боли, разрывающей мозг, когда услышала крик:

– Она здесь!

Коэн застыл на краю леса. Он смотрел не на меня, а на мертвеца, что метался на земле в метре от моих ног. В глазах дива застыл ужас, его лицо исказилось, он готов был закричать. Юноша попятился и, споткнувшись, упал на землю. А я безразлично наблюдала за его метаниями, все мысли исчезли из моей головы.

За спиной юноши появился кто-то еще – я уже не могла разглядеть, мир вокруг плыл, теряя очертания. Некто остановился, сталь, блеснувшая в его руке, опустилась – он тоже испугался.

А я закрыла глаза, больше не в силах держать их открытыми. Все мои действия были направлены на то, чтобы выторговать себе лишние секунды жизни, но теперь и это, казалось, потеряло смысл.

В голове невольно возникали вопросы.

А почему я борюсь? Хочу ли я вообще жить?

Отказ от эмоций отнимал и волю. Это погубило немало эмпатов.

Оставалось держаться лишь на своей твердой убежденности в том, что я обязана жить, граничившей скорее с небывалым упрямством. Ведь умирать было еще рано. Еще чуть-чуть… Секунду… Еще одну…

Нет, больше не могу. Пора. Уже пора…

И я сдалась. Моя магия сорвалась, словно отпущенная, а до этого сильно натянутая тетива. Я перестала понимать, где я, но все равно инстинктивно цеплялась за реальность, пытаясь не потерять сознание.

Рык ревенанта оборвался, сменившись визгом.

Мгновение, и звук стал оглушительным, неумолимо приближаясь, а потом неожиданно затих. На мои колени что-то упало, а я услышала чужое дыхание – хриплое, надрывное. Открыла глаза, всего на секунду, и поняла, что кто-то стоит рядом, согнувшись пополам и пытаясь отдышаться.

Голова… Это была голова… Туловище твари валялось у моих ступней, а вот отсеченная голова, упав на мои колени – на светлых одеждах остались темные пятна крови, – скатилась вбок.

Я прикрыла глаза. Сил не осталось ни на что.

– Сорель! Са-ра! Извини… Проклятье, я и не подумал, что все может так выйти!

Мои плечи схватили и крепко сжали.

– Она мертва? – Кто-то подошел к нам.

– Нет, жива. Точно жива. Просто… устала.

На некоторое время воцарилось молчание.

– Проклятье, ревенант… Откуда он здесь? Святые, как мы в это вляпались?! Эта тварь… Вы видели? Она… боже… а-а-а! – раздался паникующий голос Коэна. Его тирада слилась в одно предложение: – Люций, мы можем просто отнести ее в лагерь. Ведь так? Уйдем, и никто не узнает, что мы здесь были. Она же выспится и будет в порядке. Да. Давайте так и сделаем! Так никто не узнает…

И это последнее, что я услышала, перед тем как заснуть. Слова юноши меня совсем не удивили. От даэвов тени не стоило ожидать ничего хорошего, тьма изначально текла в их крови. И этой ночью я окончательно в этом убедилась.

Стоя под тенью широкого раскидистого дерева с весело шелестящей листвой, я ощущала себя призраком. Одним из тех, про которых рассказывает сказки простой люд. Вся моя жизнь вдруг стала такой – сплошными отголосками прошлого.

Но в данный момент ничего не успокаивало и не утешало лучше, чем ветер, ласкающий щеки. Климат в Акраксе был приятным, менее жарким, чем в Исонии, и не таким влажным. В воздухе пахло свежестью, лавандой и кедровой живицей. Ни намека на духоту, что часто мучила меня прежде.

Проснувшись поздним утром, я, вернув хроники на стеллажи, занялась медитацией. И почти сразу осознала: со мной точно что-то не так. Обычно магия, словно густой туман над утренним полем, расползалась по телу, насыщая каждую частичку, но теперь о былом умиротворении не шло и речи. В районе груди будто возникла сфера, сложный запутанный клубок. И чем упорнее я пыталась его распутать, тем сильнее он сопротивлялся. Так продолжалось до тех пор, пока меня не стало бросать то в обжигающий холод, то в лихорадочный жар.