Джули Кагава - Железный рыцарь [litres]

Волк уставился на Пака с изумлением, а Ариэлла прижалась ко мне теснее. Я почувствовал, как она своими нежными пальцами стискивает мою руку, и обыденно потянулся к рукояти меча.

– Я не буду отскребать тебя от его ступни, Плут, – предупредил я.

– Растроган твоей заботой, принц, – съязвил Пак, отступая на несколько шагов, чтобы, задрав голову, посмотреть великану в глаза. – Привет! – поздоровался он и приветливо помахал. – Мы не хотели мешать, но ты не мог бы ответить на несколько вопросов? – Великан продолжал пялиться, и Пак пару раз моргнул. – А-а, качни головой раз, если ответишь, и два – если нет.

Фейри зашевелился, и я напрягся, готовый броситься в бой, если он задумает раздавить Пака, как надоедливого таракана. Но великан всего лишь вытащил леску из реки и повернулся к Паку лицом.

– Чего… ты… хочешь? – выдавил он очень медленно, словно вспоминал, как говорить. Пак вскинул брови.

– О, ух ты, ты все-таки можешь говорить. Прекрасно. – Он одарил меня самодовольной усмешкой, а я смерил его суровым взглядом. – Мы тут хотим понять, – продолжал Плут, вкладывая в свою улыбку все очарование, – далеко ли идти до Края Мира? Просто любопытно. Понимаешь? Ты вроде местный и живешь тут давненько, так? Что скажешь?

– Я… не помню, – ответил великан, нахмурившись, будто сама мысль о чем-то подобном причинила ему боль. – Простите. Я не помню.

– Ты не вытянешь из него ничего полезного, Плутишка, – прорычал Волк, поднимаясь на лапы. – Он даже не помнит, почему здесь очутился.

– Я… кое-что искал, – мечтательно произнес гигант, и взгляд его огромных глаз стал стеклянным. – В… реке. Кажется. Я забыл, что это было, но… вспомню, когда увижу.

– О-ох. – Пак как будто разочаровался, но всего на мгновение. – Ладно, а что насчет лодки? – не сдавался он и не терял надежды. – Если ты здесь давно, значит, должен был раз или два видеть лодку, сплавлявшуюся по реке.

Волк покачал головой и развернулся, чтобы прогуляться вдоль берега, очевидно, пресытившийся беседой. Но великан нахмурился, его огромные коричневые брови сошлись на переносице, и он задумчиво кивнул.

– Лодка. Да… Лодку помню. Всегда плывет в одном направлении. – Он длинным белоснежным пальцем указал в сторону – куда мы до этого и двигались. – Вон туда. Она делает одну остановку, всего одну, у причала на краю реки.

– Где? – Я резко поднял голову.

Великан нахмурился еще сильнее.

– В городе? У поселения? Кажется, я помню… дома. Таких же… как я. Много тумана… – Он сомкнул веки и пожал плечами, что выглядело довольно странно, ведь у него не было плеч. – Не помню.

Моргнув в последний раз, он отвернулся, словно забыв о нас, и никак не реагировал на бесконечные тычки Пака.

– Знаешь что-нибудь об этом городе? – спросил я у Грималкина, когда мы побрели дальше вдоль берега реки. Впереди, вдали от нас, остановился Волк и уставился на нас с раздражением. Я бы задал этот вопрос ему, но создавалось впечатление, будто он готов разгрызть кому-нибудь голову.

– Я знаю только легенды, принц. – Грималкин семенил рядом, избегая луж и брезгливо передвигаясь по грязи. – Сам я никогда не был в этом так называемом городе, но существуют истории о месте в Густолесье, куда все фейри приходят умирать.

– В каком смысле? – уставился я на кота.

– У него много названий, – вздохнул Грималкин, – и одно из них – Фаэд. И не надо говорить мне, что ты о таком не слышал. Я и так об этом осведомлен. Это логово для тех, о ком больше никто не помнит. Нам придают сил истории, вера и воображение, и их нехватка нас медленно убивает, даже тех, кто обитает в Небыли, до тех пор, пока от нас не останется ничего. Наш новый знакомый великан, например. Он один из них, Забытых, существующий лишь благодаря толике оставшейся о нем памяти. Это вопрос времени, когда его не станет окончательно.

Меня передернуло, и даже Пак помрачнел. Глубоко внутри мы все этого боялись – оказаться забытыми, превратиться в ничто, просто потому что никто не вспомнит ни наших имен, ни истории о нас.

– Не нужно печалиться, – утешал Грималкин, перепрыгнув через лужу и вскочив на булыжник, чтобы встретиться с нами взглядом. – Таков неизбежный конец для всех фейри. Мы все в итоге должны раствориться. Даже ты, Плут. Даже великий и всемогущий Волк. Почему, по-твоему, он так рвется составить тебе компанию, принц? – Грималкин сморщил нос, и его усы затрепетали. – Чтобы история о нем жила. Чтобы она поселилась в сердцах и умах каждого, кто о нем вспомнит. Но все его потуги – лишь отсрочка. Рано или поздно все окажутся в Фаэде. Кроме котов, разумеется. – Фыркнув, он спрыгнул с булыжника и с высоко поднятым хвостом рысью пустился вдоль берега реки.

Рваный туман начал клубиться по земле, наступая с воды и прокрадываясь между деревьев. Вскоре он стал таким плотным, что видимость сократилась всего до пары метров, а реку, лес и горизонт полностью застелило белесое покрывало.

Внезапно рядом возник Волк, выплывший из тумана, как молчаливая, смертельная тень.

– Впереди огни, – прорычал он, и шерсть на его плечах и шее вздыбилась, обратив его в подобие кровати из шипов. – Похоже, там город, но он какой-то странный. У него нет никакого запаха. Чуть дальше есть какое-то движение, и до меня сквозь туман доносились голоса, но я ничего не чувствую. Словно там ничего и нет.

– В этом и проблема всех псов, – вздохнул Грималкин, практически скрытый стелющийся мглой. – Вечно доверяете тому, что способны учуять носом. Вероятно, стоит уделить внимание и остальным органам чувств.

Волк осклабился и заворчал.

– Я бродил вдоль этих берегов чаще, чем могу вспомнить. И этого города здесь не было. Лишь туман. С чего бы ему объявиться?

– Может, он появляется только перед фейри, – спокойно растолковал Грималкин, вглядываясь в марево. – Может, он возникает, когда нужен. А может… – он покосился на нас с Ариэллой, – лишь те, кто умирал или вот-вот умрет, могут найти путь в Фаэд.

Берег превратился в грязевую и илистую тропу, по которой мы тащились, пока из мглы не стали выныривать темные фигуры, силуэты домов и деревья. Чем ближе мы подходили, тем явственнее виднелся Фаэд, тропа вела нас прямо через центр. На сваях над болотистой землей располагались деревянные лачуги, опасно кренившиеся в сторону, словно недавно напились. Серые обветшалые жилища крошились либо наваливались одно на другое, как картонные коробки, находившиеся в шаге от обвала, либо могли обратиться в прах от одного приличного удара. Все они просели, поникли, поблекли настолько, что определить их изначальный цвет не представлялось возможным.

На улицах валялась куча разного барахла: его будто уронили, но так и не сумели подобрать. Посреди дороги лежала удочка со скелетом рыбы на крючке, привлекшая Волка – он, оскалившись, намотал вокруг нее несколько кругов. В пруде со стоячей водой мостился мольберт с недорисованной картиной, краска капала с нее в водоем, словно кровь. Повсюду виднелись разбросанные книги: от детских стишков до толстенных томов, казавшихся древними.