Тэмсин Мьюир - Харроу из Девятого дома [litres]

Да, да, извини. Это не мой палец, и не мне решать, кто будет его откусывать. Я признаю, что это полностью моя вина, но эти суки, похоже, питаются пальцами. И что? Я кричала, пыталась вырвать свой гребаный меч и видела, как оно жрет твой палец. Детали очень важны, следи внимательно. И за полминуты палец отрос обратно! Я видела, как он растет. Из кровоточащего обрубка выстрелила кость, через мгновение на нее наросло мясо, а потом все затянулось свежей кожей, и даже ноготь появился. Я схватилась за рукоять меча – палец слушался так, будто его вовсе не откусывала кровожадная оса.

Так что я встала в дверях и начала действовать. Лучше всего было целиться в стык между грудью и животом, потому что пластины, покрывавшие тела, были жесткими, как сталь. Твари, поросшие кучей рук, пытались кидаться на нас тараном, но я пилила их пополам. У других было четыре ноги, они прыгали, и в прыжке я срезала им ноги. Ту, что откусила палец, пришлось убить, расколотив череп рукоятью меча. Колотить пришлось долго, пока она не затихла.

Решив, что я избавилась от волны, загоняющей нас в ванную, я вышла из дверей, и мы тут же умерли в третий раз. Один из монстров притаился и теперь бросился на меня, пытаясь вогнать жало тебе прямо в мозг, но я почти увернулась, так что он просто разбил тебе голову об стену.

Харроу, я сама слышала. Он расколол твой пустой череп. Я страшно испугалась. Повторялась та хрень, через которую я проходила один раз, зная, что все скоро закончится. Детка, эта гребаная пчела тебя убила. Черепа не издают таких звуков. Звук, с которым он срастался, оказался еще противнее, как будто кто-то вдувал содержимое обратно в яйцо, но поскольку этот треск спас твой единственный череп, он показался мне музыкой. Я разрезала эту пчелу пополам, и оказалась вся в вонючих кишках и зеленой крови. И ковер тоже.

В конце концов мы оказались посреди моря мертвых пчел, а ты была в удивительно хорошем состоянии. У тебя даже руки больше не болели. Ты утратила один из оригинальных пальцев, а я успела потрогать твои внутренности, что обычно случается не раньше четвертого свидания, но ты была жива.

Было очевидно, что станция кишит этими тварями. Ты пропала, и я не знала, куда ты, мать твою, делась. У нас оставалось два осмысленных варианта: остаться на месте и сражаться или идти и сражаться. Ос меньше не становилось. А еще все время делалось жарче, особенно в маленькой комнате, заваленной дымящимися мертвыми телами.

У тебя не было перчаток. У тебя не было брони. Когда я сняла твой плащ – ну, блевотное тряпье, которое от него осталось, то обнаружила, что ты по неизвестной причине таскаешь на себе целую кучу костей. На тот случай, если от них была какая-то польза, извини – мне пришлось их снять. Какой бы некромантской хренью ты ни закрепила их, эта хрень не сработала, и эти кости сильно мешали разгибать руки.

Так что я закрыла глаза, сунула руки тебе под рубашку, сняла все кости, завязала волосы на затылке, взяла твою рапиру и ушла. Я не смотрела и почти не трогала тебя. Не бесись.

К этому моменту по коридорам разносились уже новые звуки. Уж стук клинков о кость я всегда узнаю. Громко шелестели и жужжали ворвавшиеся на станцию Вестники, раздавались их блеяние и скрип, но я совершенно точно слышала такой знакомый звон и свист клинков. Над головой заорала сирена. Я не побежала, но довольно быстро пошла по коридору и скоро услышала еще один звук: кто-то кричал.

На развилке я обнаружила источник звука. Мертвые Вестники лежали неровным полукругом вокруг последнего своего живого собрата, а с ним сражалась – и одновременно орала как резаная – баба с самым кислым на свете лицом. Ликтор, которую ты звала Мерсиморн.

Она визжала и выла от страха, дергалась, как пьяная, постоянно била не в ту сторону, как будто ничего не видела. Я подошла ближе, не зная, что делать, не зная, как ей помочь. Несмотря на крики, она справлялась сама, рапира сновала стальной иглой, уворачиваясь от челюстей твари. В какой-то момент она вошла в глазницу, и оттуда брызнула черная слизь. Левая рука ликтора была плотно обмотана сверкающей сеткой. Она пропустила удар – всего лишь крылом, – а потом бросилась на Вестника и положила голую левую руку ему на череп. И Вестник просто взорвался.

Череп рассыпался в пыль, грудь лопнула, как воздушный шарик, внутренности почти аккуратно вывалились на пол. Тварь рухнула, и стало тихо. Ликтор перестала вопить. По лицу у нее текли тонкие струйки крови, и я подумала, что она ранена, но потом осознала, что они вытекают из глаз, как слезы. Она стояла, опустив плечи, прижимала руку к лицу. Рыжеватые волосы выбились у нее из косы. Она казалась невредимой, но явно очень жалела себя.

А потом она посмотрела прямо на нас – я не успела спрятаться за углом.

Ликтор по имени Мерсиморн смотрела тебе в лицо. Я никогда не видела человека, настолько пораженного ужасом. Это был не просто страх, это была жуткая, горькая паника, хаос грустного кошмара. Это был взгляд человека, истинную любовь которого кинули в мясорубку у него на глазах и быстренько превратили в связку сосисок.

– Ты пришла за мной, Первая, – отрывисто сказала она. – Пришла… когда наступил конец.

Она чего-то явно ждала. Я не представляла, что сказать. Тобой я притвориться никак не могла, я слишком хорошо тебя узнала. Вот так мы стояли и тупо молчали, и ее страх начал уходить. Она прищурилась, поджала губы, дрожащие от невероятного ужаса.

– Нет, – сказала она, – нет.

Она была такая старая, Харроу. Я не знаю, как ты вообще общалась с этими невероятно старыми уродами. Она была такая же старая, как Цитера, и глаза у нее были отвратительные. У меня мурашки по коже побежали от одного ее взгляда. Она смотрела на нас так, будто видела меня насквозь и разглядывала какую-то немыслимую дрянь внутри меня.

– Ты не пришла, – решила ликтор, – ты не она. Эта тварь уже бросилась бы на меня. Она не умела вести себя по-человечески. Но ты стоишь, как человек, дышишь, как человек. Ты человек, – говорила она с возрастающим отвращением. – Я не понимаю! Харрохак уже должны были съесть к этому моменту! Она не умирает уже несколько часов, а Вестники повсюду.

– Госпожа, – сказала я, – ты хочешь сказать, что это ты ударила мою некромантку в спину?

– Да, и ей стоит поблагодарить меня за это! – Ликтор немедленно переключилась на новую тему: – Это было совершенно не ужасно. Я лишила ее чувствительности – из неуместной симпатии к ней – выставила ее в коридор, чтобы ее сожрали побыстрее. Как только ее начали бы есть живьем, она бы сошла с ума и уже ничего бы не чувствовала! А ты душа… душа рыцаря, которую она сунула на задворки своего мозга. Что с твоими глазами?

– У меня есть вопрос поинтереснее. – Я взвесила меч в руках. – Ты же знаешь, что мы с Харроу уже убили одного ликтора? Что у нас есть опыт?