Эмили Дункан - Благословенные монстры [litres]

– Они заставят его сделать это снова, – нахмурившись, сказал Серефин.

– С какой целью? – спросил Кацпер.

Серефин этого не знал. Чего хотел Чирног? Разрушения? Чего-то более масштабного, неподвластного человеческому пониманию? Серефин вспомнил храм, в который его привел Велес, вспомнил протянутые к нему руки; это чувство отвратительной неизбежности.

– Все это безнадежно, – вздохнул Серефин. – Чирног с самого начала собирался заполучить душу Малахии. Никто не мог этому помешать.

– У меня ее нет, – пробормотал Малахия.

– Что? – спросил у него Кацпер.

Серефин встревоженно наклонил голову, вытянул ногу и пнул Малахию носком ботинка.

– Что ты только что сказал?

Малахия тихо застонал.

– Я хочу спать.

– Повтори то, что ты сказал.

Он приоткрыл один глаз:

– Я отдал Пелагее осколки своей души. Не знаю, что она с ними сделала.

– Зачем ты это сделал?! – воскликнул Серефин.

Малахия медленно сел, обреченно опустив плечи. Ужасный Черный Стервятник исчез, оставив вместо себя сломленного юношу.

– Это было единственное, что я мог дать, – безучастно сказал он. – Ритуала было недостаточно. Я просчитался, и мне требовалась помощь, но я не знал, к кому еще обратиться. Не знаю, куда она ее дела.

– Если бы ты этого не сделал, то нам не пришлось бы иметь дело с этим древним богом? – спросил Кацпер с отчаянием в голосе.

Малахия вяло пожал плечами.

– На какое-то время он завладел моим разумом, – сказал Серефин.

– Но ты от него избавился, – отметил Малахия.

Серефин коснулся кожи под своей левой глазницей, а Кацпер подпер подбородок руками.

– Если бы ты ее вернул, то освободился бы от влияния Чирнога?

– О да, пойду и найду свою душу. Уверен, это будет очень просто, – злобно выплюнул Малахия.

Но Кацпер был прав.

– Мы поговорим об этом позже, – медленно сказал Серефин.

Ему нужно было подумать. Понятие души всегда было сложной концепцией для транавийцев, потому что оно слишком тесно переплеталась с калязинской теологией, и никто в Транавии не придавал ему большого значения. Их представление о загробной жизни отличалось спокойствием, основанным на возрождении и обновлении; оно не так сильно полагалось на идею души. Серефина удивило, что Малахия вообще связался с калязинской ведьмой.

– Ну и как, в итоге это сработало?

Малахия задумался, пока его пальцы теребили косточку, вплетенную в волосы.

– Я полагаю, что да. Глаза начали появляться вскоре после этого, хотя я могу только догадываться, что на самом деле положило начало изменениям. Я едва пришел в себя после собора, потом отправился на ту калязинскую гору, и не уверен, что сделал бы это, если бы не Пелагея, – он вздохнул. – Не знаю. Я думал, что смогу ему сопротивляться. А теперь понимаю, что у меня ничего не выйдет.

Он не мог справиться с Чирногом или не хотел? Малахия никогда не скрывал, что на свете нет границ, за которые он не желал бы выйти, нет кошмаров, которые он не был готов воплотить в реальность. Серефин не тешил себя надеждами насчет своего брата: он был чудовищем до мозга костей. Ему хотелось верить, что Малахия мог стать лучше и хотя бы немного приблизиться к своему человеческому состоянию, но это была опасная вера, которая, скорее всего, вела к разочарованию.

Малахия смотрел на солнечные лучи, струящиеся сквозь окна. Он осторожно отодвинулся в угол, который, скорее всего, никогда не видел света.

– Спи, – сказал Серефин. – Все равно наши проблемы никуда не денутся до утра.

– Мне больше нравится калязинская версия этой поговорки. Она звучит не так обреченно, – пробормотал Малахия, сворачиваясь калачиком.

– Не дождешься.

Уже рассвело.

– Тьфу, транавийцы.

Серефин улыбнулся.

На следующий день о них либо забыли, либо намеренно оставили время на раздумья о том, что произошло в этом жутком святилище. В любом случае, Серефину было скучно и очень хотелось есть. Он откинулся назад, ложась на пол, и прикрыл глаз рукой. У него страшно болела голова, а пульс бился прямо за левой глазницей. Он выдохнул, когда Кацпер придвинулся ближе и облокотился на него сверху.

– Ты хандришь, – заметил он.

– У меня всего лишь болит голова.

Малахия раздраженно фыркнул, встал и побрел прочь. Кацпер поднял голову, наблюдая за ним.

– Мы заставляем твоего брата нервничать, – заметил он. Серефин приподнял голову, чтобы увидеть, как Малахия напряженно осматривает дерево, стараясь не замечать разбросанных останков и крови.

– Он нервничает не из-за нас.

Кацпер нахмурился, не переставая играть с волосами Серефина.

– Мне трудно поверить, что Малахия оказался таким узколобым.

– Кровь и кости, – пробормотал Малахия, возвращаясь обратно. – Прекрати, – он сел рядом, закрыв глаза. По его телу пробежала дрожь, и он закашлялся в сгиб локтя. – Мне все равно, что вы делаете, – его губы дернулись. – И я не узколобый.

Кацпер расслабленно положил подбородок на грудь Серефина.

– Пожалуйста, скажи мне, что у тебя есть какие- нибудь грязные истории о Стервятниках.

Серефин приподнял брови, удивляясь неожиданному дружелюбию Кацпера. Тот взглянул на него, слегка пожав плечами, как бы говоря: «Раз уж мы застряли тут вместе с ним, то можем хотя бы извлечь из этого пользу».

Малахия подтянул колени к груди и обхватил их руками.

– Все истории о Стервятниках грязные, – казалось, его тоже озадачила резкая перемена в отношении Кацпера, который издал короткий смешок. – Был у нас один парень, Лукаш, – продолжил Малахия. – Очень талантливый, но, когда я занял трон, это его не спасло.

– Так обычно и бывает, – сказал Серефин.

Малахия тихо фыркнул.

– А теперь… – он замолк, так и не договорив.

– Ты знал, что задумала Надя?

Он покачал головой:

– Я наивно полагал, что она говорила правду. Что она хотела вернуть свою силу. Это было слишком по-транавийски, так что я должен был заподозрить подвох.

– А еще ты ею манипулировал, – заметил Кацпер.

– Я просто воспользовался удобной возможностью.

– Ты бы убил эту богиню, если бы Надя не… – Серефин замолчал. Если бы она не лишила их силы. Если бы они не превратились из трех самых могущественных магов крови Транавии в трех сломленных мальчишек, запертых во вражеской стране.

– Я не знаю, – тихо сказал Малахия.

Серефин подозревал, что Малахия сделал бы это в любом случае. Очень немногое могло остановить Черного Стервятника после того, как он определялся с планом действий, и в тот момент, когда он понял, куда направляется Надя, он принял окончательное решение.

Кацпер лениво провел пальцами по его уху. Зацепившись за повязку, он изменился в лице и скатился с груди Серефина.

– Я хочу посмотреть, как там твой глаз, – сказал Кацпер, выпрямляясь. – У тебя все еще болит голова?