Евгения Сафонова - Когда завтра настанет вновь [litres]

Рок следила за хозяйкой дома, и в её взгляде блестело почти пугавшее понимание.

– О Кромешнике я узнала от Мэл. Где-то за месяц до её гибели. Новая модная страшилка, как она могла её пропустить… Она же так любила страшные истории. Видеоролики мне про него показывала, игры… Рассказала о людях, что умерли вскоре после того, как его увидели. – Латоя расправила ладонью чёрный капрон, и я поняла, что это не колготки, а скорее чулок. Плотный, непрозрачный, странно короткий. – И я подумала… Я не могу сказать Мэл, что она скоро умрёт, но если я предупрежу её другим способом, может, она будет осторожнее? Будет бояться смерти? Как-нибудь убережётся от…

Конец фразы утонул в судорожном вздохе – и, не договорив, Латоя натянула чулок себе на голову.

Повернувшись к нам, она явила чёрное, без единой черты лицо. Взмыла под самый потолок – и когда я посмотрела на баньши, парящую в воздухе, то ощутила тоскливый холод.

– Глупая, глупая я… Тогда я ещё не знала, что планы Великой Госпожи нерушимы. И то, что ты попытаешься изменить их, лишь станет их частью. – Латоя опустилась обратно, зависнув в паре сантиметров над полом. Из-за чёрной маски голос её звучал приглушённо. – Мэл увидела Кромешника и, конечно, испугалась, что он заберёт её. В тот день её кузина праздновала юбилей, но Мэл не осмелилась на него пойти. Решила отсидеться дома, в безопасности. Она сообщила о монстре мне и семье, потом – однокурсницам, и все, кроме меня, пытались её успокоить. Доказать, что ей приснилось. Померещилось. Её родители – тоже. Так что под вечер Мэл немного осмелела… даже выбралась из дома за хлебом к ужину. По маминой просьбе. – Латоя сдёрнула обрезанный чулок с головы; прежде гладкие волосы баньши взъерошились, и непослушные прядки торчали гороховыми усиками. – До булочной она не дошла.

– Ты надела папин костюм, – обречённо проговорила я. – И маску из чулка. Ты подлетела к её окну. – Я прижала ладони к вискам. – Ты была Кромешником, которого она видела!

– Не совсем правильным, конечно. Меня осенило лишь под вечер, и колготки нашлись только чёрные, а бежать в магазин за серыми было поздно. Впрочем, Мэл хватило и этого. Я пыталась уберечь её от гибели, но если бы она не испугалась мифического Кромешника, и пошла к кузине, как собиралась – в минуту, когда её сбил мобиль, Мэл была бы в пяти милях от дороги, оборвавшей её жизнь, и пила чай с праздничным тортом. – Латоя пристально, в упор смотрела на меня. – Путь, уготованный тебе Великой Госпожой, неисповедим. С него невозможно сойти. Я не знаю, девочка, как ты избежала гибели, и не знаю, что за тварь тебя преследует, но знаю одно: ты не сможешь бежать от неё вечно. Рано или поздно поцелуй Владычицы Предопределённости настигнет тебя, и нужно ли вообще в таком случае убегать? – Бледные губы баньши скривила улыбка. – Пей чай. А то остынет. В конце концов, кто знает, сколько ещё тебе осталось чаепитий…

– Судя по вашим лицам, хороших новостей ждать не приходится, – констатировал Эш, когда я открыла дверцу мобиля.

Я села назад, рядом с притихшим Питером. Молча.

Я не знала, что сказать.

– Это был не Кромешник. И не фомор, – без намёка на эмоции произнесла Рок, заняв переднее сиденье. – Её подруга… она разыграла погибшую девушку. Переоделась в монстра.

– То есть это не убийство.

– Нет.

– И тварь не имеет к этому отношения.

– Нет.

– И не было никакого маньяка, охотящегося на полукровок.

– Нет.

По лицу Эша трудно было прочесть что-либо, и мне оставалось лишь предполагать: брат не удивлён. Он с самого начала подозревал, что всё закончится именно так.

И всё же хотел, чтобы его подозрения не оправдались.

– А как же остальные несчастные случаи?

– Видимо, просто несчастные случаи. – Баньши невидяще воззрилась на жизнерадостных прохожих, сновавших за окном. – Просто пять погибших полукровок за два года.

– Ты приводила статистику. Я сам изучал новости в Сети. Пять полукровок, погибших в несчастных случаях за два года. До того в течение трёх лет никто из них не умирал.

– Закон распределения вероятностей, – негромко сказал Питер. – Когда кидаешь кость, тебе долго может выпадать всякая мелочь, зато потом попадётся несколько шестёрок подряд. Это жизнь, в ней возможно всё. А люди слишком часто видят заговор в совпадениях, и в них же – судьбу.

Я по-прежнему молчала. Пытаясь смириться с тем, что все наши теории, все догадки, все надежды оказались пустышками.

Ликорис не имеет ко мне отношения. Несчастный случай, в котором замешан Кромешник, был просто несчастным случаем. Никакого коварного плана по истреблению потомков сидов не существует.

Существует только тварь, которая хочет меня убить. Тварь, которая не могла бы разгуливать по Харлеру, не будь у неё контрактора.

– Мы выясним, что это за фомор, Лайз. – Я едва не вздрогнула, когда Питер взял меня за руку. – Мы что-нибудь придумаем.

Я смотрела на улицу, где сияли весёлым разноцветьем огни фонарей, витрин и окон. Огни жизни.

– Я уже придумала. У меня был… запасной план. – Ладонь Питера, сжимавшая мои пальцы, успокаивала, растворяла засевшую в сердце ледяную иглу растерянности и страха. – Раз мы не смогли найти контрактора сами, значит, нужно встретиться с тем, кто знает его. И сможет назвать нам его имя.

– Какие у тебя, оказывается, полезные знакомства, – скептично откликнулся Эш. – Что же мы раньше к нему не обратились?

– Потому что встретиться с ним можно лишь на повороте Колеса Года, а Колесо повернётся завтра, в ночь Лугнасада. Если кто-нибудь может знать, что это за тварь и с кем в нашем мире она связана, то именно он. Потому что он – бог, а богам ведомо всё. – Я прикрыла глаза. – Он повелевает всеми фоморами в Дикой Охоте. Тем, что охотится за нами, в том числе. Тёмный бог Донн, Повелитель Кошмаров… Завтра ночью я попробую его призвать.

Шелест буковых листьев похож на шушуканье встревоженной толпы. День в самом разгаре, но озеро серое, как и небо, отражённое в нём, и ветер заставляет воду бить песок на берегу частыми мелкими волнами.

Двое проходят по берегу озера и углубляются в лес. Под буковыми кронами властвуют тень и прохлада; в густой траве не видно и намёка на тропу, но, видимо, сид точно знает, куда ведёт свою спутницу. Оба молчат – просто идут неторопливо, держась за руки.

Они проходят совсем немного, прежде чем видят холм.

Холм не слишком высок, где-то в полтора человеческих роста. Он окружён кольцом из буков и порос вереском и посреди ровной лесной земли смотрится странно. Коул и его спутница застывают рядом, и сид пропевает короткую фразу на незнакомом языке – чисто, ясно, совсем негромко.

Его голос отзывается во вдруг расступившихся облаках, в затихшем лесу, в исчезнувшем ветре, что унимается послушным псом. Когда Коул замолкает, солнечное золото падает на холм, пробившись сквозь тучи и буковую листву. Высвечивая из сумрака вереск, лучи едва заметно преломляются над ним: будто в воздухе над холмом немного неровно соединяются два огромных, кристально прозрачных, но всё же различимых стеклянных полотна.