Евгения Сафонова - Когда завтра настанет вновь [litres]

– Ого, какие слова мы знаем. – В голосе Эша прорезалось уважение, и я не сомневалась: признайся я, что для меня упомянутое – пустой звук, и брат прочтёт мне подробную часовую лекцию на тему. – Я-то думал, старик, ты только клеиться к девчонкам да с малолетками пререкаться горазд.

– Считай это признанием своих заслуг, малыш. Я не унижаюсь до перепалок с теми, кто не сдал мой маленький внутренний тест на интеллект. – Равнодушно глядя в окно, Питер скрестил руки на груди. – А если произошло то, с чем ты не можешь жить, как ни старайся? То, что изменило твою жизнь раз и навсегда? Что-то слишком страшное, чтобы ты мог извлечь из этого урок, что не сделало тебя сильнее, а искалечило? Если бы тебе отрезало руку, но был шанс переиграть события так, чтобы она осталась, ты бы им не воспользовалась?

– В том-то и дело, что реальность этого шанса не даёт. И толку рассуждать об этом, если путешествия во времени всё равно невозможны и прошлого не изменить? Разве что в книжках, комиксах да кино. – Рок пожала плечами. – Я предпочитаю жить реальностью, а не грёзами о том, что могло бы быть, если бы произошло то, чего всё равно не случилось. Жить настоящим – не прошлым, не будущим. Ценить каждое мгновение, что мне даровано, – сейчас. И строить планы, но помнить, что будущему свойственно приносить вещи, которых не ждёшь.

Я смотрела, как за стёклами Французика калейдоскопом мелькают пёстрые витрины.

– Тоже не люблю истории о путешествиях во времени, но по другой причине, – вырвалось у меня. – Когда герои меняют прошлое, они… будто отменяют всё, что было с ними в настоящем, которого больше не существует. Все их поступки больше не имеют значения. Это как читать толстую книгу, в конце которой выясняется, что всё это был сон.

– Да ладно. Обычно они меняют прошлое ради светлого будущего, – возразил Питер. – Спасают тех, кто при ином раскладе умер бы. Или мир. Или просто живут лучше, чем жили бы при исходных условиях. Их усилия в конечном счёте себя оправдывают, даже если в конце новое настоящее замещает старое и все забывают прежний вариант.

– В том-то и дело. Герои таких историй… В процессе между ними завязываются связи. Отношения. Дружба. Когда они изменяют прошлое, эти отношения стираются, будто их никогда не было.

– Любые отношения конечны, – сказала Рок – неожиданно, ведь от неё я ждала скорее поддержки. – И всегда обрываются – либо ссорой, либо временем, что разводит вас в стороны, либо смертью. Это не повод их не ценить.

– Но обычно они оставляют опыт. Память. След.

– Вся наша жизнь – след на снегу. Существующий до первой метели или оттепели. Время стирает всё, и нас сотрёт неизбежно, и память о нас – рано или поздно, так или иначе. Но то, что мы были … были такими, какие есть, со всеми нашими ошибками и связями… это уже имеет значение. И стоит всего. – Баньши закрыла окно, сквозь которое в салон проникала свежесть близкого моря. – В конце концов, обычно в историях о путешественниках во времени остаётся хоть кто-то, кто помнит всё, и живёт счастливо именно потому, что помнит. Потому, что пережитые испытания изменили его. Даже если я не люблю такие истории, то красоты таких финалов отрицать не могу.

По её жесту я угадала, что мы почти приехали, ещё прежде, чем Эш затормозил, чтобы припарковаться у сувенирного магазинчика.

– Тупик Грейне прямо перед нами, – доложил брат, активируя электронный ручник: иначе мобиль наверняка покатился бы по наклонной улочке. Кивнул на переулок, прятавшийся за невысокой каменной аркой, которую время покрыло мхом. – Там пешеходная зона, но до нужного дома идти недолго.

– Мне, полагаю, лучше посидеть в мобиле, – сказала я. – Превращать очередного свидетеля в одержимого нам ни к чему.

– Она баньши, – встряла Рок. – Девушка, к которой мы идём.

– И что?

– Я долго думала, почему кто-то становится одержимыми, а мы – нет. Я – баньши, в Эше и Питере – кровь сидов. Думаю, тварь не может вселиться ни в полукровок, ни в тех, кто служит Владычице Предопределённости. В конце концов, она овладевает теми, кто помечен неопределённой смертью, но у сидов и баньши со смертью своеобразные отношения. – Отстёгивая ремень безопасности, Рок смотрела в окно. – Впрочем, лучше не рисковать. Я и так ошибалась, и эти ошибки дорого нам обошлись.

Прежде чем нажать на кнопку и открыть дверь, я колебалась всего секунду.

– Тварь в любом случае вряд ли успеет добраться до Ахорка так же быстро, как мобиль, Эш, – отвечая угрожающему непониманию в глазах брата, произнесла я, переползая по сиденью к выходу в переулок. – Судя по её предыдущим появлениям, когда мы переезжали в другой город, то каждый раз выигрывали себе немножко времени. Значит, полчаса на беседу у меня точно есть.

…на самом деле, конечно, всё было проще. Я не собиралась подкреплять самобичевания Рок, показывая, что не верю в неё. Я действительно верила ей – и себе. Как бы быстро тварь нас ни находила, она никогда не нападала мгновенно.

И, откровенно говоря, меньше всего мне хотелось сидеть в мобиле, пока ребята будут вести разговор, от которого зависело если не всё, то очень многое.

Нырнув в пустой переулок так быстро, что едва ли кто-то из прохожих успел меня заметить, я прижалась к стене дома за аркой, прячась в тени, дожидаясь Питера и Рок.

– Ещё раз, – сказал Питер, когда мы зашагали по брусчатке мимо белёных стен, – как нашу свидетельницу зовут?

– Латоя. – Рок пристально всматривалась в номера на дверях. – Латоя Хокс.

Латоя Хокс была подругой Мэлори Блэйк, погибшей под колёсами мобиля год назад. В ней текла кровь тилвитов, ей было девятнадцать, она училась на биолога – и видела Кромешника накануне смерти. Родители нашли её прячущейся от монстра в шкафу; потеряв дочь, они уехали из Ахорка – на северное побережье, ровно на другой конец страны. Поскольку ехать через весь Харлер в обратном направлении будет для нас самоубийством, оставалось надеяться, что Латоя сможет дать исчерпывающие ответы. Иначе ничего, кроме запасного плана, мне не останется, а его провернуть возможно лишь завтра – или уже на следующем повороте Колеса Года… до которого я вряд ли доживу.

Рок замерла перед высокой белёной дверью, которую венчало полукруглое арочное окно.

Кончиком длинного пальца одна баньши утопила кнопку звонка, чтобы минуту спустя дверь открыла другая.

– Христианских брошюр мне не нужно, спасибо, – категорично сказала девушка, застывшая у порога. – И опросы я ненавижу.

Она казалась ровесницей Питера. Ухоженные волосы спускались ниже талии седой волной, оттенок кожи близился к зелёному чаю, глаз – к папоротнику в мелкую карюю крапинку. В джинсах, пушистых домашних тапочках и хлопковой кофте баньши смотрелась странно – особенно на контрасте с Рок: платье, что могла бы носить диснеевская принцесса, решившая адаптироваться под современную моду, на мой взгляд, подобало избраннице Великой Госпожи куда больше.