Ирина Лазаренко - Клятва золотого дракона [litres]

– Дракон, ты спятил. Ты не выживешь там, где будет много машин. Ты сейчас ничего не смог сделать с пятью машинами!

– Я почти смог.

– «Почти» не считается! – отрезал Эблон.

– Считается! – огрызнулся Илидор и топнул ногой. – Несколько месяцев назад я не мог сопротивляться даже обычной машине, не гномской! А теперь я стою внутри башни, которой управляет машина, я почти победил свой страх, я сумею найти бегуна и… навсегда перестать трястись при виде этих живых штуковин из стали! Я смогу! Мы все меняемся, когда вляпываем себя в особенные обстоятельства, или когда они вляпываются в нас…

– Слушай, ты, умник, – Эблон пошел на Илидора, наставив на него палец, – будь всё так просто, никто бы не погибал в подземьях! Никто! Никогда! Нигде бы не погибал, а только подлаживался под мир вокруг и жирел! Будь это просто, твои сородичи одолели бы наши машины двести лет назад!

– Да нет же! – вскричал Илидор, тоже сделал два шага навстречу Эблону, и свет его глаз почти ослепил гнома. – Они не могли! Те машины были созданы против драконов, в самом деле забирали у них магию, а сами драконы…

Он умолк.

– Что? – встревожился Палбр.

Механист-недоучка никак не мог решить, чью сторону ему принять в этом споре. Босонога разрывало между желаниями увидеть своими глазами бегуна (вид: транспортная; тип – одноместная; конструкция – предположительно, статичная; размерность: предположительно, средняя) и не только бегуна, а еще множество других машин… и стремлением просто выжить. При этом Палбр, хотя и не был храбрецом, понимал, что едва ли с ним когда-нибудь в будущем случится нечто хоть вполовину столь же увлекательное, как путешествие с драконом по глубинным подземьям Такарона, и у Палбра не хватало духу просто взять и сказать: «Ну ладно, а теперь домой».

– Что сами драконы? – повторил Босоног.

Драконы были слабее меня. Они все слабее меня, потому они боятся меня и потому я ничей, и чем дальше иду по этому пути – тем больше я ничей, но даже если я вернусь в самое начало, то не сделаюсь менее другим, чем сейчас. Наверное, зря я этого не понимал до того, как подошел к вратам Гимбла, а впрочем, и тогда бы…

Илидор медленно покачал головой:

– Не важно. Словом, давайте вы пойдете туда, к бегунным тоннелям и Гимблу, а я…

Палбр зажал уши руками:

– Перестань! Мы уже говорили это говорню, и ты знаешь, что мы никуда не пойдём!

– Ладно, я пытался, – Илидор развёл руками. – Тогда давай запускай эту штуку, а я попробую задать направление, где у неё все эти рычаги и… Что?

Палбр таращился на дракона так, словно тот принялся ходить колесом по комнате.

Зуг уже катался по полу от смеха, наверное, очень стараясь, поскольку с разбитым лицом смеяться больно, но на него по-прежнему подчеркнуто не обращали внимания.

– Я понятия не имею, как её запустить, – пролепетал Палбр.

Миг они с Илидором сердито смотрели друг на друга, а потом одновременно воскликнули:

– А кто тут механист, я, что ли?

– Но ты же сказал, что разберешься, как ею управлять!

Эблон издал рык раздосадованного медведя, подошел к Зугу, доставая из-за спины свой молот.

– Кончай заливаться. Говори.

Обиженно сопя и постанывая, Зуг выровнялся, уселся под стенкой и отвернулся.

– Говори, говори, говори! – повышая голос и краснея лицом, требовал Эблон, качнул молотом. – Что смешного, твою кочергу? Что с этим местом не так, помимо всего? Почему ты здесь трёшься? Зачем тебе машины? Отчего заливаешься, словно это ты нас связал?!

Зуг открыл рот пошире, и Эблон отшатнулся от неожиданности: его прежний знакомец ничего не мог ответить: у него не было языка.

– Значит, мы не узнаем, как управлять этой помойкой? – Пылюга перехватил было молот покрепче, но тут же одумался: отец-солнце бы не одобрил. Взрыкнул, поставил молот наземь. – Ну, что поделать. Тогда дальше пойдём пешком, да? Снова пойдём пешком кругами, дракон? Нет, я не возражаю ходить по подземьям, мне есть зачем тут ходить, но я бы хотел понимать, куда иду , дракон! А ты, мне кажется, давно уже не знаешь, куда нас ведешь!

– Я же говорил, – прибитым голосом произнёс Илидор, сильно потер ладонью лоб и вдруг рассмеялся, и странный был это смех – почему-то все подумали про тяжелые золотые монеты, которые стучат по пыльным доскам пола. – Я говорил: Такарон считает, что мне нечего делать там, впереди. И я уже давно чувствую только одну дорогу: назад, в Гимбл.

И разве я не мог повернуть обратно в Гимбл? Разве я уже не сделал всё возможное, чтобы найти бегуна? Разве произошло недостаточно страшных и грустных событий, недостаточно возникло серьезных препятствий, чтобы иметь право теперь сказать королю Югрунну: «Эту машину невозможно отыскать»?

Нет. Если я задаюсь этими вопросами – значит, нет, недостаточно, и можно сделать больше, и я знаю, что именно, даже если отец Такарон считает, будто мне нечего искать впереди, будто там нет ничего для меня.

Есть.

– И я всё время предлагаю вам вернуться! – повысил он голос. – Я не тащу вас за собой и ничего не скрываю…

– Я не желаю возвращаться! – заорал Эблон. – Я желаю быть в подземьях и нести в них свет отца-солнце! Я лишь хочу знать, где именно я хожу, и не желаю бродить по подземьям кругами!

Пылюга понимал, что Илидор тут не при чем, что никто никогда не собирался водить Пылюгу теми путями, которые нужны Пылюге и ни в чем его не обманывал, но всё равно невыносимо хотелось пнуть дракона, однако до дракона отсюда было не достать, потому Эблон с чувством отвесил пинка под рёбра Зугу.

И взревел громче прежнего, заплясал на одной ноге, подвывая и держась за вторую.

Непривычно тихий Палбр, всё это время о чем-то размышлявший, оглянулся на ходовайку, которая по-прежнему жалась к стенке, и медленно подошел к Зугу – тот задергался, стал загребать по полу ногами, словно всерьез надеялся проломить стену, но Палбр положил руку на рукоять топора, и Зуг замер. Пылюга наблюдал за ним, всё еще держа одну ногу на весу и тихо ругаясь. Босоног перехватил топор и рукоятью осторожно задрал на Зуге рубашку и жилетку, заскорузлые от грязи и пота.

– Твою кочергу, – сказал Эблон и выпрямился, со стоном опершись на ушибленную ногу.

А Илидор ничего не сказал. Просто стоял и смотрел, и глаза его были тусклыми.

Ребра Зуга охватывали металлические скобы – три штуки, как раз на том уровне, где должно находиться сердце, и эти скобы были не панцирем поверх тела – они и были частью тела. Все хорошо видели живо-металлические неразрывные стыки в тех местах, где тело гнома когда-то соединилось, срослось, слилось с этим панцирем. На верхней правой пластине виднелось отверстие вроде тех, через которые механисты заправляли машины, не имевшие голов и не способные пить лаву самостоятельно.