Кэтрин Парди - Луна костяной волшебницы [litres]

Я встречаюсь с ее осуждающим взглядом, и чувство вины пронзает меня.

– Так вот почему вы объединились? Потому что потеряли своих отцов?

Жюли вытирает нос своей рукой.

– Мы были всего лишь детьми.

Чувство вины усиливается, но Жюли не понимает, что это необходимо. Никто из них не понимает.

– Ваши отцы сейчас в Раю Элары, месте великой радости и красоты, – повторяю я то, чему меня учили. – Они счастливы и приняли свою смерть.

Жюли плюет мне в лицо. Я отшатываюсь, ошарашенно взирая на нее.

– Знаешь, что меня утешает?

Она поднимается на ноги и подходит к краю тусклого круга света. А затем вытаскивает что-то из-под выреза лифа. Прищурившись, мне удается различить, что это нечто длинное, тонкое и светлое.

– Знание, что без вашей флейты вы, Костяные волшебницы, больше не сможете заманить на мост ни одного мужчину.

Адреналин вспыхивает в моих венах. Флейта у нее. Она отыскала ее на дне пересохшего русла реки. Украла ее.

– Это принадлежит моей матери!

– Серьезно?

Жюли приподнимает колено и разламывает флейту пополам.

Сердце замирает у меня в груди. Я с изумлением смотрю на разломанные части в ее руках.

– Что ты наделала?

– Не переживай, принцесса. Уверена, твоя мать сможет вырезать себе другую.

Произошедшее просто не укладывается в голове. Мама не сможет сделать флейту без кости редкого золотого шакала. Зверя, который даже не обитает в Галле. Потому что ни одна из живых Леурресс даже не знает, куда отправиться за ним на охоту.

Жюли наклоняет голову.

– Если только она незаменима. – Она усмехается, отчего во мне вспыхивает ярость. – Неужели у всех Костяных волшебниц всего одна флейта?

Я старательно сдерживаю эмоции, хотя кровь ревет у меня в ушах. Но Жюли догадывается обо всем по моему молчанию.

– Великолепно! – восклицает она, выбрасывая обломки флейты в темноту.

Ярость переваливается за край. И я бросаюсь на нее.

– Ты чудовище!

Жюли отпрыгивает в сторону и переносит большую часть веса на здоровую ногу. Вот только вряд ли она продержится долго.

Я ударяю пяткой ей в колено. Вскрикнув, она отвечает ударом по лицу. Я пригибаюсь и бью ее головой в живот, отчего девушка падает на землю. А я прыгаю на нее сверху.

– Я убью тебя! – Известняковые стены поглощают мой крик. – А боги закуют твою душу в цепи за это!

Она хватает меня за запястья, не давая ударить. Я же изо всех сил стараюсь вырваться из ее хватки.

– Жюли? – приглушенный, но встревоженный голос Бастьена становится громче.

И вскоре он появляется в кругу света нашей лампы.

Она одаривает его самодовольной улыбкой, несмотря на то, что наша схватка становится все яростнее.

– Подозрения Марселя подтвердились, – выдыхает она. – Костяная флейта Аилессы – единственная в мире. Можно не беспокоиться, что есть другие.

Бастьен вырывает меня из рук подруги.

– Хорошо.

– Я ненавижу вас всех! Вы жалкие, бездушные слизняки, а не люди.

Я набрасываюсь на него и ухитряюсь заехать в челюсть. Мама убьет меня, когда узнает о флейте.

– Наши чувства взаимны, Костяная волшебница.

Он заламывает мне руки за спину и тянет за собой вдоль стены из черепов. Жюли поднимается с пола и, хромая, следует за нами.

Несмотря на мое отчаянное сопротивление, через несколько шагов мы подходим к прямоугольному отверстию, ведущему в комнату, освещенную лампами, которые зажигала Жюли.

Бастьен тащит меня вперед мимо груд черепов, лежащих у входа и скрывающих проход в эту комнату. Он толкает меня внутрь, и мне приходится пригнуть голову, чтобы не удариться о проем. Мельком я замечаю заднюю дверь. Она сделана не из камня, а из соломы и глины, так что вряд ли будет весить много. И не помешает моему побегу. Клянусь, вскоре я сбегу отсюда.

Через пятнадцать дней уровень моря спадет и покажется мост в море. И в новолуние, как и всегда, Леуррессам предстоит поднять души мертвых из могил и переправить их чрез Врата в Загробный мир. Если этого не сделать, они станут беспокойными и самостоятельно покинут места своего упокоения.

«Мертвых необходимо переправлять в другой мир, – сказала мне мама, когда я готовилась к обряду посвящения. – Иначе они начнут бродить по земле смертных и принесут опустошение».

Но Леуррессы не смогут поднять мертвых без костяной флейты. Именно на ней должна сыграть мелодию Одива. Так что есть только один выход: нужно сделать новую костяную флейту из кости золотого шакала. А перед этим отыскать его. И исправить все произошедшее. Это единственная возможность доказать маме, что я чего-то стою.

Бастьен и Жюли заходят в помещение вслед за мной. Он ведет меня в дальний угол и толкает на известняковый пол, а затем связывает руки веревкой, которую достал из рюкзака Марсель. После чего они втроем перекатывают тяжелый камень на второй конец веревки, удерживающей мои лодыжки.

– Устраивайся поудобнее, – говорит Бастьен, прекрасно понимая, что это невозможно. – И молись, чтобы твоя мать поскорее отправилась на твои поиски.

Мне не верится, что я оказался родственной душой Костяной волшебницы.

Капелька пота скатывается по спине. А рука невольно скользит к ножнам, пока не останавливается на рукояти отцовского ножа.

Я могу убить Аилессу в любое мгновение.

Она сидит на каменной плите в углу нашего убежища в катакомбах. А я замер в нескольких шагах от нее, прислонившись к известняковой стене. Сон ускользает от меня, и остается только позавидовать Марселю, который растянулся прямо посреди помещения и похрапывает. Это место всегда казалось мне большим – пятнадцать шагов в ширину и двадцать в длину, – но как только здесь оказалась Аилесса, в нем стало тесно. Она прижала колени к груди и, обхватив их связанными руками, опустила голову. В такой позе она кажется маленькой. И убить ее не составит труда.

Но вот она приподнимает голову, и ее темно-карие глаза встречаются с моими. В теплом свете масляных ламп, окружающих нас, в ее взгляде читается та же свирепость, что и на Кастельпонте.

Волна жара тут же опаляет тело. Я стискиваю челюсти, чтобы побороть эту реакцию. А затем медленно убираю руку с ножа, вот только боль в груди все не утихает.

Неужели мы действительно родственные души?

Ее смерть повлечет за собой и мою смерть. А мой отец так и не получит успокоения.

– Держи. – Жюли, прихрамывая, подходит ко мне и сует в руку деревянную чашку. – Вода успокоилась.

Я выпрямляюсь и делаю большой глоток. Я не против попить воды с привкусом известки, особенно после того, как осел ил, который мы взбаламутили, пока пробирались по туннелям.

– Как твоя нога? – спрашиваю я, отставляя чашку в сторону.