Дэвид Арнольд - Электрическое королевство [litres]

Кит вспомнил момент, когда они сидели за другим столом, в другом городке, в другой, казалось бы, жизни. Тогда Дакота сказала: голосования не будет. И ее слова повисли в воздухе вопросительным знаком, заставив каждого призадуматься…

– Может, проголосуем? – предложил он.

Все обернулись. Кит и не собирался говорить этого вслух, но больно уж интригующей показалась ему мысль.

– Голосование? – сказала Лоретта.

– Как в былые дни, – пожал плечами Кит.

– Хорошая идея, – заметил Монти. – Руководствуясь принципом жизни до ПО…

– ПО? – переспросил Леннон.

– Падение Общества. – Лэйки закатила глаза.

Монти откашлялся.

– Руководствуясь принципом сохранения человечества, я голосую за то, чтобы как можно дольше держаться вместе. – Он поднял руку. – Кто еще за?

– Да к черту. – Принглз поднял руку. – Почему нет?

Кит уставился на сублимированное мороженое и внезапно ощутил себя обманутым. Он оставался в городке только потому, что того хотела его Дакота. Но вот ее не стало, и он оказался у Предела, с новыми знакомыми и новыми мыслями, но некому было объяснить непонятные вещи типа посредственных сублимированных сладостей.

Кит поднял руку. Он не знал, правда ли хочет проголосовать за, но был полностью уверен, что устал просто плыть по течению.

– Да, – сказал он. – Я голосую за. Объединим группы. Думаю, так будет лучше.

Монти посмотрел на него, как бы спрашивая: ты закончил?

– Хорошо, нас уже трое.

– Я против, – сказала Лэйки. Потом, Лоретте: – Без обид.

– Лэйки, – обратился к ней Монти. – Брось. А как же солидарность?

– У нас голосование, Монти. Весь смысл в том, чтобы выразить свою позицию. Или ты вмешиваешься в процесс?

– Ну хорошо, ладно.

– Можно мне уже опустить руку? – спросил Кит.

– Конечно, Кит. А пока что у нас три голоса за и один против.

– Два против, – возразил Леннон.

Теперь все взгляды устремились на Лоретту. Кит прикинул цифры: если она сейчас проголосует «за», группы объединятся. Если «против», у них будет ничья, а значит… изначально они зря все затеяли.

Если память ему не изменяла, то некогда так в Америке выбирали лидера страны.

Ну что за изобретательный народ.

– Руководствуясь принципом жизни до ПО… – Лоретта подняла руку. – Да умножится наше число.

Если Монти еще не втюрился в нее по уши, то, судя по восторгу на его лице, он уже был на полпути к этому. Лоретта встала и велела всем найти себе комнату и поспать, потому что в путь предстояло выдвигаться прямо с утра. Когда все поднимались из-за стола, Леннон наклонился к Киту и прошептал ему на ухо:

– Когда-то давным-давно кто-то изобрел машину, которая замораживала продукты и удаляла из них лед. Только это ведь уже не мороженое. Тень былого, да?

– О, – ответил Кит и добавил: – Это… спасибо. – И следом за Лэйки он вышел из кухни.

– Кит.

– А?

– Можно вопрос?

Кит и Лэйки лежали в противоположных углах спальни на втором этаже, в которой прежде располагалась детская: в одном углу пыльная кроватка, на полке – книжки в картонной обложке, на стене нарисован цирк.

– Сегодня, – прошептала Лэйки, – на дороге, перед тем, как налетел рой… помнишь, что ты сказал тогда?

Покинув Городок, Кит взял за правило даже спать в вязаной шапочке. Это был самый роскошный из его пожитков. Вторая кожа мозгов. Снимать ее Кит ни за что не хотел. И вот, натянув ее на глаза, он ответил Лэйки:

– Помню.

– Ты говорил, что уже бывал тут.

Кит дождался, пока она наконец задаст вопрос:

– Это у тебя вроде дежавю?

– Нет, – ответил Кит.

– То есть ты говорил буквально? Ты уже по правде бывал на этой дороге?

Кит подумал о том, что ранее, за столом, говорила Лоретта, – о том, чтобы попытать удачу в Бостоне. Когда дело доходило до будущего, то его собственное казалось ему чем-то хрупким, вроде больной птички. Или… вроде брикета сублимированного мороженого, от которого никакой радости. Только ее тень.

– Я имел в виду, – тихо заговорил он, – что мы все на ней уже бывали.

– Это как?

– Лэйки.

– Что?

– Мы все это уже переживали. Мы бывали тут прежде.

Я стою на верхней ступеньке лестницы и работаю, работаю скарпелем и молотком. Каменная стена очень твердая, работа продвигается медленно, но я не унываю. Мой круг чуть меньше, грубее и не такой живой, как оригинал, но суть передана полно. Восемнадцать лет и девять оборотов спустя я выхожу на финишную прямую. Я и сама не уверена, ради чего потратила годы на то, чтобы высечь в каменной стене подвала огромный круг. Наверное, это как если бы я откапывала некий артефакт, пролежавший в камне бесчисленные годы, в ожидании, когда кто-нибудь извлечет его на свет.

В этом круге больше археологии, чем искусства.

Каждый вечер я уделяю ему полчаса. Спина уже не та, что прежде, хотя во сне открывается хранящаяся в дальних уголках подсознания важная истина: с каждым годом, по мере того как круг все больше напоминает оригинал, мне все сильнее становится не по себе от него. Словно его бездонный центр может меня засосать.

Если не хуже. Словно круг – это не более чем мой автопортрет.

Через полчаса спускаюсь с лестницы полюбоваться прогрессом. Внизу круг касается пола, вверху – высокого потолка. Неплохо. Для копии.

Беру планшет, бокал красного вина (я пью его не спеша) и, потягивая напиток, осматриваю склад. Мой подвал, глубокую глотку горы: пещерообразный, необработанный, идеально подходящий для своих целей. От стены до стены змеятся ряды полок, банки с сублимированными продуктами, зажигалки, бутановые горелки, свечи, медикаменты, пятифунтовые тубы с корицей, пыльный арсенал, и все это – свидетельства амбиций Архитектора. Не говоря уже о его предусмотрительности, позволившей соорудить такое место.

Это поистине нечто.

Я иду вдоль рядов, потягивая вино и пересчитывая запасы на полках. Было время, когда опись отнимала два-три часа в неделю, когда на планшете у меня крепились десятки листов с перечнем. Теперь их осталось всего два. Часы показывают, что на все про все у меня ушло восемь минут.

Покончив с вечерней рутиной, я с планшетом и пустым бокалом поднимаюсь по витой лестнице, и каждый шаг отдается металлическим лязгом и эхом. Задержавшись на последней ступеньке, перед тем как закрыть дверь, бросаю последний взгляд вниз, на пустеющий подвал.

– Мы бывали тут прежде… – Слова отражаются эхом от каменных стен.

Я смакую их, даю себе секунду, чтобы впитать их, зная, что ежедневный ритуал – ближайшее доступное мне подобие живой беседы.

Когда эхо моего голоса стихает, я гашу свет и ухожу, притворив дверь.

Средних размеров валун – это, конечно, не окно на втором этаже школы, но и он сгодится. Кит сидел на нем, наблюдая: Лоретта обращалась с винтовкой очень умело; Леннон в навигации оказался на голову выше Монти; Принглз же не проявил мастерства ни в ориентировании, ни в оружейном деле, но, когда Лоретта вернулась с охоты, неся двух жирных кроликов, он живо развел костер.