Кассандра Клэр - Железная цепь [litres]

Анна вздохнула.

– Я не сержусь на тебя, не пытаюсь тебя наказать. Просто я счастлива и довольна жизнью. Я не хочу ничего менять.

– Может быть, ты и не сердишься на меня, – пробормотала Ариадна. Она вдруг осознала, что на глазах у нее выступили слезы, и поморгала, чтобы стряхнуть их. – Но я сама на себя зла. Я не могу простить себя. У меня была ты… твоя любовь… и я отвернулась от тебя, отказалась от любви из страха. Возможно, с моей стороны было самонадеянно думать, что я смогу все вернуть, что ты до сих пор любишь и ждешь меня, но… – Голос ее дрогнул. – Я боюсь, что именно из-за меня ты стала такой, как сейчас. Недоступной, холодной и твердой, словно алмаз.

Забытая сигара тлела в пальцах Анны.

– Не слишком лестная характеристика, – легкомысленно произнесла она. – Не могу согласиться с тобой.

– Я бы стерпела, если бы ты не любила меня, но ты даже не хочешь… тебе даже не нужна моя любовь. А это слишком больно. – Ариадна в волнении сплела пальцы. – Больше не проси меня о встречах в Комнате Шепота.

Анна пожала плечами.

– Как тебе будет угодно, – ответила она. – Тогда я лучше пойду – ты знаешь, я не люблю заставлять даму ждать.

Ариадна не стала смотреть вслед той, которую любила; она знала, что не вынесет этого. Она быстро зашагала прочь и завернула за угол. Поэтому она не видела, что Анна прошла по Керзон-стрит лишь несколько ярдов, потом бессильно опустилась на ступени крыльца соседнего дома. Швырнув сигару в снег, Анна уронила голову на руки и сидела так долго, молча, с сухими глазами, не замечая пронизывающего холода. Плечи ее содрогались от безмолвных рыданий.

Люси казалось, что прошла целая вечность, прежде чем в доме все стихло. Поскольку раненый Габриэль лежал в лазарете, Сесили и Александр остались ночевать в Институте. Во время ужина Люси развлекала Александра, позволила ему забраться на стол, кормила его пирожными. Уже некоторое время назад она уяснила, что в критические моменты следует заниматься маленькими детьми, и тогда никому не придет в голову задавать тебе неудобные вопросы.

В конце концов настала минута, когда Люси смогла уединиться у себя в комнате. Она слышала, как вернулся с Керзон-стрит Кристофер, слышала чьи-то голоса в библиотеке, поэтому на всякий случай закрылась изнутри, придвинула к двери кресло и начала собираться. Она представления не имела о том, что следует надеть юной леди, собирающейся посетить дом малознакомого чародея и принять участие в ритуале черной магии. Поразмыслив, она решила взять с собой несколько теплых шерстяных платьев, свой любимый топорик, пять ангельских клинков, броню и купальный костюм. Кто знает, что может случиться, а Корнуолл все-таки находится на берегу моря.

Люси оставила на туалетном столике записку, адресованную родителям, взяла чемодан и на цыпочках вышла из комнаты. В коридорах Института было темно и тихо. Отлично, подумала она; видимо, все уже спят. Совершенно бесшумно она спустилась в цокольный этаж и прокралась в Святилище.

Зал был ярко освещен. Все канделябры горели, и по стенам метались дрожащие тени. В центре Святилища, на смертном одре, накрытом белым муслином, в окружении множества белых свечей, лежало тело Джесса. На одре около тела были разложены квадратные куски пергамента, на каждом из которых была изображена руна; большинство рун были траурными, но некоторые означали честь и храбрость в бою.

Безмолвные Братья хорошо выполнили свою работу. Люси была рада тому, что в Святилище не допускали посторонних. Ей не нравилась мысль о том, что чужие будут глазеть на тело Джесса – для них он был всего лишь диковинкой, а для нее любопытство посторонних было оскорбительно.

Люси поставила чемодан на пол у двери и медленно подошла к одру. На груди у Джесса покоился меч Блэкторнов, руки были сложены на эфесе. Глаза его скрывала белая шелковая повязка. Это зрелище заставило ее похолодеть от ужаса; сейчас он действительно выглядел мертвым, хотя у нее ни разу не возникало подобного впечатления при виде гроба в Чизвик-хаусе. Кожа его казалась фарфоровой, тонкие черные брови выделялись на белом лбу. Прекрасный принц-фэйри, подумала она, он спит в гробу, подобно Белоснежке, не живой и не мертвый…

Люси сделала глубокий вдох. До прихода Малкольма ей нужно было кое-что проверить. Она не сомневалась в том, что Джесс полностью избавился от Велиала, что в этом теле не осталось ни малейшей частички «сущности» Принца Ада. Малкольм не спрашивал ее об этом – возможно, ему это просто не пришло в голову. Разумеется, он не согласился бы воскресить Джесса, если бы в результате Велиал получил «лазейку» для возвращения на Землю.

Люси приложила ладонь к груди Джесса. Тело было холодным и твердым, словно мрамор. «Если бы он был там, моя рука показалась бы ему горячей – нет, обжигающей».

Она закрыла глаза и мысленно воззвала к нему. Она уже пыталась проделать это однажды – пыталась отыскать душу Джесса среди мглы и теней, плавающих в черноте под ее опущенными веками. Сначала она видела только тьму. И ей почудилось, что сердце ее сейчас разобьется. «А что, если он ушел, ушел навсегда?» Но вдруг она увидела свет; свет был вокруг нее, внутри нее.

Но сегодня не было того неприятного, гадкого чувства, которое Люси ощутила в прошлый раз во время попытки оживить Джесса. Вместо теней и монстров она вдруг увидела гостиную, заброшенную, заросшую грязью и паутиной; она находилась в этой гостиной, сидела на подоконнике и смотрела в окно. В отдалении, на холме за рощей, возвышался соседний загородный особняк – Эрондейл-Мэнор. В оконном стекле она разглядела вместо собственного отражения лицо Джесса, худенькое и бледное. Люси поняла, что видит его воспоминания, и с любопытством оглядела комнату. Паутина по углам, плесень, пожелтевшие обои, отклеившиеся от стен во многих местах…

Головокружение, ощущение падения – и вот перед Люси возникла другая сцена, а за ней еще одна: сырые, холодные коридоры Блэкторн-Мэнора, лицо Татьяны Блэкторн. Во взгляде ее мелькнуло нечто, отдаленно напоминавшее материнскую нежность. Женщина поднималась по ступеням парадного крыльца. За деревьями виднелись ворота парка, густо оплетенные колючими вьющимися растениями. Рядом с Татьяной Люси увидела девочку лет семи, маленькую, хрупкую; она стояла, глядя исподлобья, словно боялась входить в дом. В серых глазах малышки Люси угадывала непонимание, растерянность, одиночество.

Потом Люси увидела, как Джесс и Грейс вместе играют, смеются, лазают по деревьям в парке. Лицо Грейс было перепачкано, платье порвалось, но она выглядела счастливой, и Люси не сразу узнала ее. Внезапно картина исчезла, и она – то есть Джесс – очутилась в той самой неприбранной гостиной, в броне, которая была ей слишком велика. К ней приближался Безмолвный Брат со стило в руке. Татьяна застыла в дверях, нервно сжимая и разжимая пальцы. Люси хотела закричать, оттолкнуть Безмолвного Брата, умолять его не делать этого, сказать, что руна Ясновидения убьет Джесса – но изображение рассыпалось на куски. Она перенеслась в лес Брослин; с черного неба светила луна. Джесс бродил по тропинкам среди зеленых кочек, поросших мхом; это был тот Джесс, которого знала Люси – призрак.