Мэгги Стивотер - Синяя лилия, лилия Блу

Адам сказал:

– Сейчас пойму. Давайте выйдем.

Перед ними земля резко обрывалась в бездонную пропасть; позади мрачно вздымались горы. В воздухе висел приятный и грозный запах древесного дыма: где-то, на одной из этих осенних гор, был пожар. Адам прищурился и нашел источник – дым окутывал далекую вершину. На таком расстоянии он казался скорее волшебным, чем угрожающим.

Блу и Ной скакали вокруг, пока Адам извлекал колоду Таро. Расставив ноги, чтобы лучше чувствовать пульс силовой линии, он наугад выложил карту на теплый капот и обвел рассеянным взглядом картинку – черный рыцарь на коне, с обвитым виноградными лозами жезлом в руке. Адам начал превращать ее в нечто бессловесное, сонное. Зрелище сменилось ощущением. Головокружительным ощущением дороги, подъема, чего-то правильного.

Он накрыл рыцаря ладонью и подождал, пока зрение не вернулось. Потом убрал карту.

– Рыцарь жезлов? – спросила Блу.

Но Адам уже не мог вспомнить, какую карту, собственно, достал.

– Да?

– Ну и кто тут теперь стремный? – поинтересовался Ной.

Адам надел на плечи рюкзак и зашагал к началу тропы.

– Пошли. Нам сюда.

Каменистая узкая дорожка была засыпана опавшими листьями. С одной стороны склон круто обрывался, с другой точно так же резко вздымался. Адам с особой остротой замечал массивные валуны, торчавшие посреди тропы. Покрытые ярко-зеленым мхом, похожим на мех, они казались спокойными и живыми, естественными проводниками силовой линии. Адам вел Ноя и Блу вперед и вверх, пока они не добрались до хаоса валунов. Адам сошел с тропы и полез по ним, ставя ноги на выпирающие камни и сучья. Большие синие валуны громоздились друг на друга, словно тут поиграл какой-то великан.

«Да, вот оно».

Он заглянул в расщелину, куда вполне мог пролезть человек.

Блу спросила:

– Змеи? Гнезда? Медведи?

– Охраняемый национальный парк, – сказал Ной с мрачным юмором. И добавил с неожиданной отвагой: – Я пойду первым. Мне ничто не причинит вреда.

Размытый и нематериальный, он скользнул внутрь. Настала тишина.

Тишина.

Блу прищурилась и позвала:

– Ной!

Из расселины что-то вылетело, громко шурша. Это была огромная куча дубовых листьев, напугавшая и Блу и Адама.

Следом появился Ной. Он вытащил четыре с половиной сухих листка из взъерошенных волос Блу и сдул сухие крошки с переносицы Адама.

– Все в порядке.

Адам радовался, что позвал их с собой.

Внутри было тускло, но не темно; свет падал снаружи, а еще пробивался снизу, сквозь щели между неплотно прилегавшими друг к другу камнями. Посредине этой маленькой пещерки лежал огромный валун размером со стол или алтарь. Поверхность была потертой, с углублением в виде чаши.

Адам вспомнил или узнал его – это видение посетило его в гараже.

Он ощутил легкую дрожь волнения… или предвкушения. Странно было делать это в присутствии зрителей. Он понятия не имел, как выглядит извне.

– Налей туда воды, Блу.

Блу провела рукой по камню, чтобы смахнуть мусор.

– О!

Достав из кармана черный камушек, она положила его в углубление. Потом медленно наполнила ямку водой.

В неглубокой лужице отражался потолок.

Ной отошел подальше, чтобы не отражаться в воде. Его страх высосал все тепло в пещерке. Блу протянула ему руку, но он покачал головой.

И она осталась рядом с Адамом, плечо к плечу, и Адам понял, что и этому он тоже рад. Он не помнил, когда в последний раз кто-то прикасался к нему; чужое присутствие, как ни странно, помогало обрести опору. Через несколько секунд он понял, что это, возможно, тоже проявление способностей Блу, усиливающей любую часть Кабесуотера, с которой он был связан.

Они посмотрели на воду. Адам и раньше это делал, но никогда еще вот так, в окружении камней. Казалось, в пещерке есть кто-то, кроме них. Адам не хотел признавать, что темная лужица уже пугает его – до того как произошло нечто сверхъестественное. Несколько минут все молчали.

Наконец Блу прошептала:

– Это как если бы ты надел школьную форму и кто-нибудь сказал бы тебе «классный свитер, чувак».

– Что?..

– Я просто хочу, чтоб ты знал, почему я разозлилась на того старика. Я долго думала, как тебе объяснить. Ты не понимаешь. Но… вот почему.

Он действительно не понял причину шума на заправке – ну, помимо самого факта, что Блу расстроилась (а он не хотел, чтобы она расстраивалась). Но насчет свитера она была права. Люди постоянно судили по внешности, если видели перед собой школьную форму Агленби; Адам и сам так себя вел. До сих пор.

– Я понимаю, – шепнул он в ответ.

Адам не знал, отчего они перешептывались, но ему и правда стало лучше. Нормальнее. Они были тут главными.

– Это упрощение.

– Именно, – Блу сделала глубокий вдох. – Так. Что теперь?

– Я посмотрю внутрь и сосредоточусь, – сказал Адам. – Возможно, я отключусь.

Ной захныкал.

А Блу заговорила практичным тоном:

– Что мы будем должны сделать, если ты отключишься?

– Не думаю, что вам нужно что-то делать. Я даже не знаю, как это будет выглядеть со стороны. В общем, положитесь на здравый смысл, если вдруг вас что-то смутит.

Ной обхватил себя руками.

Наклонившись над камнем, Адам увидел в воде свое лицо. Он не задумывался о том, что не похож на остальных, пока не перешел в старшую школу, где это начали замечать все. Он не знал, красив он или нет – только что он другой. Считать ли его странное лицо красивым или безобразным – это был вопрос интерпретации.

Он ждал, когда отражение исчезнет, растворится в ощущении. Но перед ним продолжало маячить лицо, покрытое пылью Генриетты, с тонким ртом и опущенными вниз углами губ. Адам жалел, что в нем зримым образом сочетались родительские гены.

– Кажется, не работает, – сказал он.

Но Блу не ответила – и через долю секунды Адам понял, что в отражении его рот не двигался, когда он говорил. Лицо просто смотрело на него, брови были тревожно и подозрительно подняты.

В нем заклубились мысли, похожие на ил, затуманивающий воду. Человеческая жизнь шла по кругу: люди снова и снова переживали медленные циклы радости и горя и ничему не учились. Каждый урок во вселенной надлежало преподать миллиард раз, и все равно напрасно. «Как самонадеянно с нашей стороны, – подумал Адам, – производить на свет детей, которые не способны ходить, разговаривать, добывать пропитание. Как мы уверены, будто ничто не погубит их, прежде чем они смогут сами о себе позаботиться». Какие они хрупкие, с какой легкостью ими пренебрегают, бросают их, избивают, ненавидят. У тех, кто становится добычей хищников, – врожденный страх.

Адам не знал, каково с ним родиться, но он научился бояться.

Может, это и неплохо, что люди забывают все полученные уроки, все хорошее и плохое, победы и поражения. Что эти знания умирают с каждым поколением. Возможно, культурная амнезия – знак милосердия. Если бы они все помнили, возможно, умерла бы надежда.