Адам Пшехшта - Тень [litres]

– Генерал Брусилов прав, – решительно произнес он. – Атаковать Варшаву – это самоубийство.

Монарх беспокойно заерзал, удивленный тоном собеседника.

– А не могли бы вы это аргументировать? – попросил он. – Если немцы первыми добудут Варшаву, то получат прекрасную позицию, чтобы прорвать нашу оборону.

– Теоретически, – признал генерал.

– Я вас не понял.

– В данной ситуации ни одна из сторон не в состоянии получить значительные преимущества над противником, принимая во внимание размеры армий и снаряжения. У нас равновесие. То же касается и магии. Немцы не могут перекинуть значительные силы на восток, поскольку со стороны Франции их прижимают наши союзники. Берлин с каждым разом мобилизует все больше молодых солдат, что позволяет им лишь восполнять потери. В свою очередь, у нас есть людской резерв, но нет оружия, и не похоже, что в ближайшее время это как-то изменится. Только представьте, ваше величество, что мы первыми атакуем Варшаву.

– Вы считаете, мы не победим поляков?

– Победим, только какой ценой? Они будут сражаться, это не вызывает сомнений. Мы точно победим эту их республику, но при этом понесем огромные потери. И тогда нас атакуют немцы, имея преимущество в людях, артиллерии, самолетах. Кто знает, может, они даже договорятся с поляками и воспользуются тем, что большинство наших сил будет задействовано в битве с Варшавской республикой, нанесут удар по всему фронту, что не только приведет к подрыву наших позиций, но и подтолкнет поляков к союзу с Берлином.

Царь кивнул, хотя было видно, что этот жест означает не столько ободрение, сколько растерянность.

– А если немцы атакуют поляков? – спросил он.

– Они окажутся в похожей ситуации. С главными силами завяжется битва, без резерва, который можно было бы перекинуть на слабые участки фронта. Тогда мы перейдем в наступление и уже через месяц будем в Берлине, – уверенно ответил Самарин. – Генерал Брусилов об этом позаботится.

– В последнее время в Генштабе все чаще звучит мнение, что праздность Брусилова связана с тем фактом, что его мать была полькой, – сказал царь. – Что вы об этом думаете?

Самарин почувствовал, как запылали его щеки, усилием воли он сдержался от того, чтобы не сжать кулаки.

– Я и сам женат на польке, поэтому не знаю, будет ли тут мое мнение авторитетным, – процедил он. – Тем не менее…

На лице царя отразилось огорчение, он остановил генерала, подняв руку.

– Простите, граф, – сказал он. – Я не хотел вас обидеть, даже невольно. Однако я должен считаться и с таким мнением, поэтому я обращаюсь к вам как к человеку, которому полностью доверяю. Я понимаю, что это деликатная тема, но меня оправдывают интересы монархии.

«Он не притворяется, – подумал Самарин с удивлением. – Он правда не знает, что делать, и спрашивает мое мнение».

– Ваше величество, какая обида с моей стороны, просто меня возмущает, что кто-то смеет таким образом нападать на командира, одержавшего величайшую победу в той войне. Конечно, это все ерунда, генерал Брусилов – патриот и верноподданный вашего величества. А отказ начать самоубийственное наступление – это не то же самое, что праздность. А если брать во внимание семейные узы, то следует задуматься над родственными связями особ, что силятся опорочить генерала Брусилова в глазах вашего величества. Поскольку наша атака на Варшаву сейчас на руку только Берлину. Время работает в нашу пользу.

– И каким же это образом? Вы же говорили, что наши силы равны.

– Да, на данный момент. Наша промышленность намного слабее, чем немецкая, однако ситуация улучшается с каждым месяцем. Через год мы смогли бы вооружить миллион дополнительных солдат. Тогда и только тогда можно думать о наступлении.

– Это точная информация? Наши заводы действительно смогут обеспечить обмундированием миллион солдат? Я получаю рапорты каждый месяц о состоянии экономики, однако у меня такое впечатление, что некоторые из них немного… слишком оптимистичные.

– Это точно, – сказал Самарин. – Но наши возможности постоянно улучшаются.

– Это прекрасно! – сказал царь с видимым облегчением. – В таком случае подождем. А насчет рапортов, в последнее время меня беспокоят донесения с фронта, возможно, вы смогли бы пролить свет на эти события.

– Слушаю, ваше величество.

– Речь идет о том слове силы, которое использовали поляки под Варшавой. Дело в том, что оно не всегда работает. Наши адепты обеспокоены.

– Чтобы его эффективно использовать, должны быть соблюдены определенные условия.

– Я понимаю, но наши маги утверждают, что все равно так случается. Они разработали даже специальную процедуру, позволяющую адепту не только остаться в живых, когда он использует этот символ, но и избежать потерь среди своих. Вы знаете, что, если маг убьёт больше чем десяток людей, он умирает, если только кто-то не пожертвует ему свою жизнь? Так и сделали поляки.

– Я знаю, – кивнул Самарин.

– На Поморье дошло до стычки, в которой немецкий адепт уничтожил с помощью этого слова два наших полка, в то время когда мы не смогли воспользоваться им подобным образом. Хотя маг, сообщивший об этом, утверждает, что убил атаковавшего его немца. Одного, – подчеркнул царь.

– То есть слово работает, но только на единичной цели, в то время когда немцы могут применять его к группе лиц?

– Именно так.

– Я без понятия, почему это так работает, – ответил Самарин. – Однако выяснение этого вопроса должно быть приоритетным, поскольку мы все знаем, насколько эффективен это символ. Попробую это выяснить, – пообещал он.

– Я буду вам благодарен. Я слышал, что ваш кузен недавно женился, – царь неожиданно сменил тему.

– Я узнал об этом только сегодня.

– Как вы считаете, мне отправить ему поздравления и какой-нибудь подарок? Не хотелось бы создавать ему проблем.

– Ну что вы, конечно, – ответил со злорадной ухмылкой Самарин. – Олаф сентиментален, поэтому точно сохранит подарок. В конце концов, кто знает, может, он усилит его позиции там, в Варшаве.

– Вы так думаете?

– Польские политики могут горло драть за независимость, но большинство из них отдали бы полжизни, чтобы получить такое поздравление от вашего величества.

– Так это правда, что господин Рудницкий все-таки вмешался в политику?

– Да, хотя я не знаю никаких деталей, но это нам на руку. Я подозреваю, что с его темпераментом он скорее удержит всякого рода энтузиастов от необдуманных поступков, чем будет подстрекать их к войне, и точно не допустит террора в Варшаве.

– Можете пояснить?

– Коль коренные россияне не колеблясь напали на семью вашего величества, подобная мысль может прийти в голову и полякам. А Олаф никогда такого не допустит.