Брендон Сандерсон - Ритм войны. Том 2 [litres]

– Я не могу бросить Сородича наедине с тобой.

– А как ты поступишь? Сразишься со мной?

Сплавленная повернулась, такая спокойная и собранная. Ее глаза метнулись к кинжалу, затем она тихонько запела в сбивчивом ритме. Она совсем забыла про оружие. Ее самоконтроль не был таким безупречным, каким казался.

– Так вот как ты хочешь завершить наши отношения? – спросила Рабониэль. – Дракой, словно мы какие-нибудь звери в пустыне? Ученые не решают споры обычными клинками. Беги, Навани. Тебе не победить Сплавленную в бою.

В этом она была права.

– Я не могу бросить Сородича, – сказала Навани. – Честь мне этого не позволит.

– В конце концов, мы все дети Вражды. Дети наших Стремлений.

– Ты только что сказала, что мы ученые, – возразила Навани. – Другие могут подчиняться стремлениям, страстям. Мы – нечто большее. И лучшее. – Она глубоко вздохнула, затем повернула кинжал рукоятью наружу. – Я дам тебе это, а потом мы с тобой вернемся в мою комнату и будем ждать вместе. Если Вайр победит Благословенного Бурей, я подчинюсь ему. Если нет, ты оставишь Сородича в покое.

– Глупая игра, – сказала Рабониэль.

– Нет, компромисс. Можем обсудить, пока ждем, и если придем к более совершенному раскладу, тем лучше.

Она протянула кинжал.

– Ладно. – Рабониэль взяла оружие быстрым движением, показывая, что не полностью доверяет Навани.

Ей, конечно, и не следовало.

Древняя вышла в коридор, Навани последовала за ней, отставая на несколько шагов.

– Давай побыстрее покончим с этим, Навани, – проговорила Рабониэль. – Я думаю, что мы вдвоем…

И Сплавленная шагнула прямо в фабриальную ловушку Навани.

Им свойственна пестрота, но свои качества они проявляют очень ярко.

Каладин вцепился в обмякшее тело Тефта и почувствовал, как все рушится. Непрочный фасад уверенности, который он построил, чтобы позволить себе сражаться. То, как он притворялся, что все в порядке.

Сил приземлилась ему на плечо, обхватила себя руками. Она молчала. Что тут можно было сказать?

Все кончено.

Все просто… закончилось. Что есть жизнь, если он не может защитить людей, которых любит?

Давным-давно он пообещал себе, что попробует в последний раз. Попытается спасти людей из Четвертого моста. И вот все закончилось неудачей.

Тефт был таким энергичным, таким живым. Таким крепким и надежным. Он наконец победил своих собственных монстров, по-настоящему стал собой, поверил в свое Сияние. Он был замечательным, любящим, удивительным человеком.

Он зависел от Каладина. Как Тьен. Как и сотни других. Но Каладин не мог спасти их. Не мог защитить.

Сил захныкала, съеживаясь. Каладину тоже хотелось съежиться. Возможно, если бы он жил так, как хотел его отец, он мог бы всего этого избежать. Он твердил, что сражается ради того, чтобы защитить, но в конечном итоге он никого не защищал, верно? Он просто уничтожал. Убивал.

Каладин Благословенный Бурей не умер. Его никогда не существовало.

Каладин Благословенный Бурей был ложью. С самого начала.

Он оцепенел. Безжизненная тьма была намного хуже боли. Он не мог думать. Ему не хотелось думать. Ничего не хотелось.

На этот раз Адолина не было рядом, чтобы вытащить его, заставить идти дальше. На этот раз Каладин получил именно то, что заслужил.

Ничто. И пустоту.

Навани застыла на месте. Рабониэль, внезапно сраженная невероятной болью от ловушки Навани, рухнула, выронив кинжал. Собравшись с духом, Навани опустилась на четвереньки и бросилась вперед, чтобы схватить его.

Боль была невыносимой. Но Навани испытала эти устройства на себе и знала, на что они способны. Ноги отнялись, и все же она сумела проползти вперед и вонзить кинжал в грудь Рабониэли. Она вложила в удар всю силу, навалилась на оружие, чувствуя запах горелой плоти.

Древняя закричала, корчась, и попыталась вцепиться в Навани. Однако боль сделала свое дело и помешала ей сопротивляться как следует.

– Прости, – процедила Навани сквозь стиснутые зубы. – Мне… очень жаль. Но в следующий раз… постарайся… не быть… такой доверчивой!

Боль вскоре иссякла. Навани установила фабриаль несколько дней назад с маленьким пустотным самосветом для подпитки. Он и не должен был работать слишком долго. Однако она была довольна дальностью действия. Она специально работала над этой функцией.

Навани села, обхватила себя за плечи, пытаясь бороться с фантомными эффектами боли. Наконец она посмотрела на труп Рабониэли.

И обнаружила, что веки Сплавленной дрожат, а глаза не стеклянные и белые, как у ее дочери. Навани отпрянула.

Рабониэль слабо пошевелила руками, затем повернула голову к Навани.

– Как? – спросила та. – Почему ты жива?

– Мало… света… – прохрипела Рабониэль. Она схватилась за нож в груди и вытащила его, охнув. – Больно. Я… я не…

Она закрыла глаза, хотя продолжала дышать.

Навани осторожно двинулась вперед.

– Забери… нашу тетрадь, – сказала Рабониэль. – Ты… должна бежать. Вайр… вернется.

– Ты приказываешь мне бежать после того, как я пыталась тебя убить?

– Не… «пыталась»… – проговорила Сплавленная. – Я… не слышу ритмов… Моя душа… умирает…

Она приоткрыла глаза и уставилась на Навани.

– Ты… славно обвела меня вокруг пальца, Навани. Умно. Мо… молодец.

– Как ты можешь так говорить? – спросила Навани, бросив взгляд на стол и бумаги на нем.

– Проживи… столько, сколько и я… сама сможешь оценить то… что тебя удивит. Иди, Навани. Беги… Война должна… закончиться.

Навани почувствовала тошноту. Ее замысел воплотился в жизнь, но собственное предательство, вопреки ожиданиям, причиняло боль. Тем не менее она подошла к столу и взяла блокнот.

«Мне нужно унести это из башни. Возможно, это даже более важно, чем Сородич. Способ убивать Сплавленных навсегда. Способ…»

Покончить с войной. Если и Сияющие спрены, и Сплавленные способны умирать насовсем, все это может прекратиться.

– Буреотец… – прошептала она. – В этом-то все и дело.

Рабониэль хотела положить конец войне, так или иначе. Блокнот в руках Навани был копией, и королева поняла, что оригинал окажется в Холинаре, переданный командирам армии певцов – вероятно, вместе с вакуумной камерой и металлическими пластинами.

Навани подошла к Рабониэли.

– Ты хотела найти способ покончить с этим, – сказала она. – Тебе все равно, кто победит.

– Мне не все равно, – прошептала Рабониэль. – Я хочу… чтобы победили певцы. Но если победит твоя сторона… это лучше, чем… чем…