Брендон Сандерсон - Ритм войны. Том 2 [litres]

Самый интересный результат получился, когда она повторила опыт с башнесветом, собранным Рабониэлью. Это был не буресвет и не жизнесвет, а сочетание того и другого. Когда она пропустила башнесвет через призму, возникли две самостоятельные, непохожие друг на друга радуги.

Навани не могла их соединить. Когда она попыталась собрать цвета через другую призму, получились два луча – бело-голубой и бело-зеленый; они перекрывались, но не объединялись в изначальный башнесвет.

Исследовательница сидела за столом, уставившись на две светящиеся точки на белой бумаге. Вон та, зеленая. Может быть, это жизнесвет? Навани, вероятно, не смогла бы отличить его от буресвета, не сравнив, – только если поместить две сферы рядом друг с другом, становилось заметно, что буресвет имел голубоватый оттенок, а жизнесвет отливал зеленью.

Бывшая королева встала и принялась рыться в сундуке с личными вещами, которые ей принесли люди Рабониэли. Она искала свои дневники. День смерти Гавилара, наполненный множеством противоречивых эмоций, до сих пор было мучительно больно вспоминать. Она записала свои впечатления от тех событий шесть раз, в непохожих эмоциональных состояниях. Иногда она скучала по нему. По крайней мере, по тому, кем он был давным-давно, когда они все вместе планировали завоевать мир.

Эту личину он продолжал демонстрировать почти всем остальным после того, как начал меняться. И поэтому, ради блага королевства, Навани подыграла. После его смерти она придумала грандиозную сказку, написала о короле Гавиларе, объединителе, могущественном, но справедливом человеке. Идеальном монархе. Она дала ему именно то, что он хотел, именно то, что сама угрожала утаить. Она сделала его частью мировой истории.

Навани закрыла дневник, заложив страницу пальцем, и перевела дух. Нельзя отвлекаться на эту запутанную мешанину эмоций. Она снова открыла дневник и обратилась к записи о встрече с Гавиларом в своем кабинете в день его смерти.

«У него на столе были сферы, штук двадцать-тридцать. Он показывал их своим необычным посетителям, которые потом исчезли без следа.

Что-то было не так с этими сферами. Мое внимание привлекли несколько необычных: сферы, которые светились отчетливо чужеродным светом, почти противоположностью света. Одновременно фиолетовые и черные, каким-то образом сияющие, но выглядящие так, словно им полагалось гасить свет, а не способствовать ему».

Навани перечитала эти отрывки, затем изучила бледно-зеленый свет, который выделила из башнесвета. Свет Жизни, свет Культивации. Мог ли Гавилар тоже иметь этот свет? Могла ли она принять бриллианты с жизнесветом за изумруды? Или, может быть, жизнесвет в заряженном камне внешне неотличим от буресвета?

– Почему ты не поговорил со мной, Гавилар? – прошептала она. – Почему я не заслужила твоего доверия…

Она взяла себя в руки, а затем прочитала дальше – вплоть до того момента, когда Гавилар вонзил нож глубже.

«Ты недостойна этого, Навани , – прочитала она. – Называешь себя ученой, но где же твои открытия? Ты изучаешь свет, но сама – его противоположность. Вещь, которая уничтожает свет. Ты проводишь время, барахтаясь в кухонных отбросах и размышляя о том, распознает ли какой-нибудь ничтожный светлоглазый правильные линии на карте» .

Вот буря. Это было так больно.

Она заставила себя задержаться на его словах. «Его противоположность. Вещь, которая уничтожает свет…»

Гавилар говорил о той же концепции, что и Рабониэль, о свете и его противоположности. Совпадение? Имеет ли это отношение к той сфере, которая искривляла воздух?

Охранник у ее двери начал что-то напевать, потом отступил в сторону. Навани догадывалась, что это значит. И действительно, вскоре вошла Рабониэль, а за ней и другая Сплавленная, которая так часто бывала поблизости. Фемалена с похожим узлом на макушке и узором на коже, но с пустым взглядом. Рабониэль, казалось, любила держать ее рядом, хотя Навани не знала, ради безопасности или по какой-то другой причине. Вторая Сплавленная была одной из самых… невменяемых, что Навани видела. Возможно, более здравомыслящие намеренно следили за конкретными сумасшедшими, чтобы они не причиняли вреда себе или другим.

Безумная Сплавленная подошла к стене и уставилась на нее. Рабониэль приблизилась к столу, Навани встала и поклонилась ей:

– Древняя. Что-то не так?

– Просто проверяю твои успехи.

Навани освободила место, чтобы Рабониэль могла наклониться; оранжево-рыжие волосы из ее пучка коснулись стола, когда она осматривала опыт Навани: ящик с камнем, пропускающий свет, который разделялся, проходя через призму, а затем благодаря еще одной собирался в два отдельных потока.

– Невероятно, – сказала Рабониэль. – Этим тебе и положено заниматься – экспериментировать, а не бороться со мной. Буресвет и жизнесвет. Ну да, как я и говорила.

– Да, Древняя, – сказала Навани. – Я читала о свете. Свет, который исходит от солнца или свечей, не может храниться в камнях, но буресвет может. Так что же такое буресвет? Это не просто иллюминация, поскольку он светится сам по себе. Временами кажется, что буресвет – жидкость. Он так себя ведет, когда его переносят из полного самосвета в пустой: это похоже на осмос. Когда буресвет содержится в резервуаре, иллюминация, которую он испускает, подобна солнечному свету – ее можно разделить призмой, и она рассеивается с увеличением расстояния от источника. Но буресвет должен отличаться от собственного свечения. Иначе как бы мы могли держать его в камнях?

– Ты можешь их объединить? – спросила Рабониэль. – Буресвет и пустосвет – их можно смешать?

– Чтобы доказать, что люди и певцы могут быть едины?

– Да, конечно. По этой причине.

«Врешь», – подумала Навани. Она не могла быть в этом уверена, поскольку певцы часто вели себя странно, но здесь точно крылось нечто большее.

Странная безумная Сплавленная начала что-то говорить на своем языке. Продолжая таращиться на стену, повторила ту же фразу, громче.

Рабониэль взглянула на нее, что-то тихо пропела, потом перевела взгляд на Навани.

– Ты обнаружила что-нибудь еще?

– Это все, – сказала бывшая королева. – Я не смогла заставить жизнесвет и буресвет соединиться вновь, но не знаю, считается ли это подлинным расщеплением, – я разделила только излучение, а не сам объединенный свет.

– Твой способ смешивать масло и воду меня заинтриговал. Надо выяснить, можно ли смешать буресвет и пустосвет? Что произойдет, если их объединить?

– Вы полностью сосредоточены на этой идее, Древняя, – проговорила Навани, задумчиво откидываясь на спинку кресла. – Почему?

– Именно поэтому я и пришла сюда, в Уритиру.