Марина Дяченко - Vita Nostra. Работа над ошибками

Она вернулась в комнату, села к столу и сконцентрировала взгляд на трех красных точках в центре.

За окнами четырнадцатой аудитории светило солнце, и опадали желтые листья с лип. Умом Сашка понимала, что они желтые и что стены в аудитории светло-бежевые, волосы Стерха пепельные, а воротник его рубашки белый. Но все, что попадалось ей на глаза, наливалось оттенками красного: алый, рубиновый, киноварь, гранат. Цвет давил, хотелось зажмуриться, но под веками все было то же самое и хуже: красное небо. Красный флюгер. Острие из-под ключицы.

Перед Стерхом лежала Сашкина тетрадь с кривыми строчками, выписанными кровью:

«Я не буду этого делать я не буду этого делать я отказываюсь я отказываюсь я отказываюсь».

Слова повторялись, наползая друг на друга, и казалось, что Сашка написала, пусть и неровным почерком, длинное подробное сочинение.

— Ваш планшет до сих пор в починке, — проговорил Стерх, не глядя на Сашку. — Следующее задание снова получите в конверте.

— Николай Валерьевич, это бесполезно, — она водила взглядом по комнате, пытаясь не концентрироваться ни на чем, так ей было немного легче. — Я отказываюсь.

— От чего? — спросил он тихо. — От кого и от чего вы отказываетесь? От себя, от предназначения, от будущего?!

Сашка с удивлением поняла, что Стерх в бешенстве и говорит так тихо только затем, чтобы не орать в голос.

— Вы отказываетесь бороться, отказываетесь что-то менять, есть, пить, спать, вставать по утрам из постели? Отказываетесь от работы над ошибками? И что, вы думаете, будет с вами дальше?!

— Да я бы сто раз уже согласилась! — вырвалось у Сашки. — Как согласились все мои однокурсники! Те из них, кто выжил… Но я не могу, понимаете? Я не могу принять, а он не может меня заставить. Это замкнутый круг.

— Он? — тихо переспросил Стерх.

— Я давно догадалась, чья проекция там сидит в башне, — отводя глаза, сказала Сашка. — Одна из бесконечного множества его проекций. Зачем он вернул меня в Институт, зачем он требует невозможного?!

— Вспомните, сколько раз вы отчаивались, — сказал он еще тише. — Вам казалось, что это невозможно. А потом вы находили путь.

— Здравствуйте, Самохина.

Сашка на секунду задержалась у входа — как если бы ноги не желали идти. Физрук окинул ее оценивающим взглядом:

— У вас усталый вид. А ведь семестр только начинается.

— Я отдохну на выходных, — сказала Сашка через силу.

— Как проходит работа над ошибками?

— Согласно… учебному плану, — ей показалось, что наспех застиранные пятна крови на штопаном свитере зудят, как обожженная крапивой кожа.

Он чуть улыбнулся. Прикрыл глаза — и моментально, полностью переродился, Сашка только теперь поняла до конца, что имел в виду Костя, когда говорил, что Физрук «доппельгангер» и «смешивает свои ипостаси». Перед ней стоял юный, легко краснеющий, красивый парень, чуть-чуть постарше своих студентов, а может быть, и ровесник.

— Вам удобно заниматься сидя или стоя?

— Смотря чем, — пробормотала Сашка, которую неприятно задела эта перемена. — Кое-чем заниматься удобнее лежа…

— А раньше вы мне не хамили, — заметил он с легким упреком. — Ладно, смотрите на доску. Я воспроизведу некую проекцию, а вы ее прочитаете в динамике. Поехали.

Он выбрал фломастер, на этот раз черный. Остановился напротив доски — его пиджак слегка топорщился на плечах, но не из-за крыльев, как у Стерха, а от массивных, как покрышки самосвала, налитых мышц. Покосился на Сашку, так и стоящую посреди аудитории. Провел первую линию, будто отчеркнув горизонт, и с бешеной скоростью стал выписывать знаки и символы.

…Это было похоже на бег в коридоре, полном зеркал, циркулярных пил и лезвий. Мелькание света и тени, фактур и смыслов. Быстрее. Еще быстрее. Будто лента тренажера под ногами набирает скорость самолета, и бегун сперва катится кубарем, а потом летит вверх тормашками…

Сашка начала падать, ее подхватили под мышки и усадили на стул; много раз Дим Димыч ловил ее, когда она падала с «козла» или гимнастических брусьев. Она помнила это прикосновение — всегда надежное, дружеское или братское, никогда не липкое, без намека на эротику. На секунду Сашке представилось, что она опять в спортзале, и сейчас начнется занятие секции по настольному теннису.

В последние три дня она много раз «уплывала», теряя сознание, но привыкнуть к такому невозможно. Теперь Сашка сидела, навалившись локтями на стол, зажмурившись, и слушала, как где-то во внешнем мире губка скользит по доске, и получается звук, похожий на пение сверчка. Физрук молча вытирал доску, и Сашка тоже молчала.

— У вас нет денег, чтобы купить новую одежду? — спросил он осторожно, и от удивления она открыла глаза; доска была чистой.

Дим Димыч, юный и заботливый, выражением лица походил на бенгальского тигренка.

— Деньги есть, — выдавила Сашка сухим горлом. — У меня нет времени ходить по магазинам.

— Можно заказать в сети, — сказал он, усаживаясь за преподавательский стол. — Научить, как делать заказы?

— Я не справляюсь, потому что провалила работу над ошибками? — Сашка посмотрела ему прямо в зрачки.

— Вы не справляетесь, потому что не справитесь, — сказал он с легким сожалением. — Занятие окончено. Дополнительных не будет.

Расписание занятий склеилось, как лента Мёбиуса, она же липучка для мух. Но в аудитории номер четырнадцать, перед Стерхом, можно было хотя бы дать волю чувствам.

— Он саботирует, — Сашка раскачивалась на стуле. — Он ничего не объясняет. Я пропустила целый семестр, не могу ничего понять, он же должен начинать с простого!

— Дмитрий Дмитриевич, — грустно сказал Стерх, — не может саботировать. Он функция. Точнее — система функций.

— Если его функция учить, почему он меня не учит?!

— Его функция — не учить… — Стерх осекся, будто пожалев о своих словах. Поглядел на Сашку — та напряженно ждала продолжения. — Такая грамматическая структура, как Дмитрий Дмитриевич, — сказал Стерх медленно, тщательно подбирая слова, — имеет запас предназначений и смыслов, который нам, бывшим людям, сложно представить.

«Нам, бывшим людям». Сашка осознала, что Стерх только что поставил себя и Сашку по одну сторону воображаемого барьера. Как будто они союзники.

Она подалась вперед, ловя возможность:

— Николай Валерьевич. Помогите мне. Тогда, на втором курсе, вы же помогли!

Стерх заметил что-то на полу под ножками стула. Наклонился и поднял большое черное перо, жесткое, с металлическим сизым блеском. Повертел в пальцах, разглядывая, будто подыскивая этой вещи применение в хозяйстве:

— Я делаю что могу, Саша. Но…

Он перевел взгляд на открытую тетрадь перед ним, на плотные красные строчки: «не бойся не бойся не бойся не». Вздохнул. Заложил перо между исписанных страниц, будто закладку.